София слышит зеркала

Слова про «будущую жену» да и предложение, сделанное по пути на Бал Горгулий, я старалась не вспоминать. Особенно после того, как узнала, что она… его сестра. Ведьма, порождение тьмы, женщина из хаоса, о которой сложили не одну легенду и сказку. В реальный мир она выйти не может, довольствуясь мирами вроде Зеркалья, тенями и снами. Правда, вот… Влиять может хорошо и оттуда. Она безумна и часто не помнит, что творит. Уважает старших по рангу, только не всегда может их различить. Прожитые века, постоянная злоба и невозможность узнавать, что происходит вокруг, наложили свой отпечаток. Бесе Мэдхен нельзя убить. Она может исчезать и появляться, но навсегда исчезнуть — никогда. Нельзя уничтожить зло и добро. Особенно если они находятся в состоянии, близком к своей истинной сути. В очеловеченном еще все относительно. Валентин борется с сестричкой, но при этом всегда оставляет ей возможность ускользнуть. Да и остальные ребята из Шаттенштадта хоть и могут точить зуб на Бесе Мэдхен, но убивать ее не готовы.

Пусть у меня и был Перстень Снов, но… Вдруг бы что-то пошло не так? Я задвинула неприятные мысли на задний план. Сейчас лучше об этом не думать.

— Никак, — наконец-то сказала ей. — Не готова я становиться Королевой Кошмаров. Да еще и с такой родней.

— Будто твоя лучше, — буркнула Славка и тут же прикусила язык, виновато посмотрев на меня.

Собственно, наблюдать за ней было забавно. По сути, ее спас Стефан. Потом, как выяснилось, он был спокоен за меня, зная, что у меня на пальце Перстень Снов и Валентин не оставит меня в беде. А еще он понимал, что Славка сама не выберется, поэтому и поставил Бесе Мэдхен условие. Отпустить подругу. При этом про себя — ни слова.

До меня тоже не сразу дошло: о собственном спасении он не позаботился. И после того как я попыталась завести разговор об этом, только пожал плечами и дал понять, что не собирается об этом говорить.

— Самопожертвование мне не к лицу, — твердо только и сказал он.

Образ угрюмого рыцаря ему тоже не идет, будем откровенны. Но при этом поступок оставался прежним. Спасая нас, он не думал о себе. Да и приключись что со мной, уверена, не оставил бы в беде.

Славка Стефана по-прежнему недолюбливала. Однако теперь была обязана жизнью. Хочешь или нет — сдерживайся. Впрочем, Стефан тоже, казалось, совершенно не представляет, что ему теперь делать. Неприступный, колкий на язык и холодный, Глава Зеркальщиков, оказалось, способен на человеческие поступки. И это ему явно не нравилось. Точнее, не поступок, а ощущение, которое он, Стефан, теперь испытывал.

Зато Крампе искренне радовался нашему возвращению и скрывать это нужным не считал. Кажется, еще чуть-чуть — и потянет Славку выходить замуж, чтобы под присмотром была. С одной стороны, это было бы невероятно забавно, с другой — Славка слышать не хотела ни про какое замужество, не в силах простить Крампе, что не смог защитить ее тогда в больнице.

И как Клаус ни пытался объяснить ей, что во время Крампусианы Крампус становится уязвим (просто не все это знают), ничего не мог сделать.

— Моя хороша, — улыбнулась я. — Конечно, не предел мечтаний, но и я далеко не печеное в меду яблочко.

Подруга что-то пробурчала про обалдевших сестричек и неугомонных братиков. Паульхен недовольно заворочался, подставил мне под руку брюшко и приоткрыл один глаз, немо вопрошая: чесать-то будешь?

Я тихо рассмеялась:

— Бандит.

— Уру-ру-ш-ш-ш.

— Идиллия, — прокомментировала Славка. — Пошли завтракать.

Предложение было дельным. Поэтому, быстро приведя себя в порядок и надев подобающую одежду (в смысле, сняв пижаму и натянув спортивный костюм), спустилась в столовую.

Стефан уже был там. И ранний гость — вольный художник Эрих Шмидт. С тех пор как он пришел в себя, стал часто приходить сюда. Юноша оказался весьма неглупым и хорошо воспитанным. Именно это не дало ему расслабиться и как следует огрызнуться, когда мы со Стефаном вцепились в него с обеих сторон и принялись вытрясать информацию.

— Я не знаю, как так получилось, — признался тогда Шмидт, сжавшись под нашими взглядами.

Совсем не то уверенное и чуть циничное создание, манившее меня из Зеркалья на крышу. Или мое восприятие играло злые шутки, или впрямь играли чары Бесе Мэдхен.

— Я купил зеркало в прошлом году, тоже было время Крампусианы, — вздохнул он. — На одном из рождественских рыночков возле вокзала. Мне очень понравилась рама зеркала — бронзоватая такая, с зеленью. Увитая стеблями шиповника, ягодками и колючками. В такую могла бы смотреться принцесса Шиповничек, если б после пробуждения ото сна не вернулась к своей сути, а перешла на темную сторону.

— Да уж, — мрачно отметил Стефан. — Ты оказался не так далек от истины.

Эрих закусил нижнюю губу, но потом упрямо продолжил:

— Принес его домой, поставил в комнате. Оно… — Он посмотрел на меня, в глазах промелькнуло сожаление. Не о зле, случившемся со всеми нами, о красоте потерянного шедевра. — Оно было великолепно. И впрямь поверишь, что сотворил какой-то волшебник из сказки.

— Волшебники бывают разные, — заметила я.

Эрих только кивнул: