Софийские рассказы

— Чанакчиев есть Чанакчиев, — прервал ее свояк, — его мы будем держать в глубоком резерве.

— Почему в резерве?

— Вначале надо дождаться результатов экзаменов Ивана, а потом уже…

— Я уверен в успехе, — сказал я. — С сегодняшнего дня он наляжет на занятия. Мы не сдадимся так просто… Как только разделаемся с выпускными экзаменами, немедленно приступаем к подготовке к вступительным!

— Правильно!.. Причем он подает заявление на несколько факультетов одновременно, где повезет… В крайнем случае, может, придется сдавать и в литературный, а потом уж подумаем, как перейти… Все в жизни — борьба.

— Это точно, Любчо, — сказала с улыбкой моя жена, подкладывая ему в тарелку еще ложки две риса с изюмом. — Мой муж только и знает, что печется о чужих людях, а о своем сыне хоть бы подумал…

Удары снова были направлены в мою сторону, но свояк сумел их отвести, похвалив меня за то, что я проявляю альтруизм и прилагаю усилия в области самообразования, что не может остаться незамеченным руководством, как бы оно ни было занято партийной работой.

— К аттестату зрелости мы приложим еще и справку от общественности квартала, что отец — активист и морально устойчивый человек, с хорошим, не подлежащим сомнению прошлым. Разумеется, решающее слово останется за Иваном, как он будет заниматься. Что касается меня, то всем, что от меня зависит, помогу. И во время выпускных экзаменов, и потом… После работы, естественно. Главное, чтоб у него было желание.

— Большое тебе спасибо, свояк!

— Пожалуйста!

— Всю жизнь тебя будем благословлять, — прибавила и моя жена. — Только бы устроить его, дать в руки кусок хлеба.

— Да, зарплата у инженера-гидролога неплохая.

— Сколько, к примеру?

— Точно вам сказать не могу, но знаю, что хорошая!

— Да услышит тебя господь!.. Только бы поступил…

Мы выпили еще один кувшин вина, а свояку сварили кофе. Жена моя сама поднесла ему чашку, благодарно улыбаясь за то, что он готов пожертвовать своим спокойствием, лишь бы помочь нашему Ивану, когда решение вопроса о его счастье и будущем вступает в решающую фазу. Мы поговорили еще немного и улеглись спать со слипающимися глазами, довольные, что и этот светлый праздник культуры и науки прошел удачно, с цветами и духовой музыкой, песнями и весельем, и мы мудро решили вопрос, направив на верный путь своего единственного ребенка, которого безумно любили и которому готовы были отдать последний кусок, лишь бы он был сыт и счастлив, несмотря на недостатки, присущие нынешней молодежи, чересчур избалованной и, как известно всем, обеспеченной.

Свояк и Еленка ушли домой, заверив нас еще раз, что готовы в любой момент прийти нам на помощь, как только мы дадим им сигнал в критический момент.

Сколько времени мы с женой спали, разнеженные вином, теплой баницей и фаршированным рисом с изюмом ягненком, не помню, но, когда я проснулся и открыл глаза, увидел, что Иван сидит на кухне и решает устные задачи из сборника, раскрыв конспект с вопросами.

— Получается? — спросил я.

— Получается, папа, — ответил он мне.

— Если какая-нибудь не будет получаться, свояк всегда готов помочь. Только скажи!

— Пока все идет хорошо, папа. Одно только неудобство есть, и оно тормозит все дело… Нет у меня пособий по физике и химии.

— А что тебе мешает сходить позаниматься в гимназии?

— Я так и сделаю, папа.

— Ты же знаешь, сынок, от тебя требуются знания. Так ведь?

— Да, папа. А сейчас давай я решу последнюю задачку и схожу прогуляюсь. Что-то голова у меня разболелась. Сегодня я много занимаюсь.

— Не переутомись, сынок! — поднял я указательный палец. — Нам не надо, чтобы ты стал инвалидом из-за аттестата зрелости!

Я оставил его спокойно заканчивать решение устной задачи. Посидев еще немного, он встал, умылся, чтобы освежиться, надел новый костюм и сказал, что пойдет на свежий воздух прогуляться по парку или по софийским улицам.

Мы с матерью были счастливы видеть его, вытянувшегося как тополь. Его усиков еще не касалась бритва, брови были черными, глаза — чуть прищуренными, полными загадочного огня. Он в первый раз повязал галстук, положил в нагрудный кармашек пиджака белый платочек. Жена вышла проводить его на улицу до поворота, улыбаясь до ушей, довольная, что вырастила такого парня — широкоплечего, ростом около двух метров, будущего инженера-гидролога, готового служить обществу бескорыстно и самоотверженно, как мы его учили более восемнадцати лет.

— Какой жених! — сказала, вернувшись, жена. — Все оборачиваются на него посмотреть, я и сама не могу никак нарадоваться, глядя на него, прямо таю от радости.

— Спокойнее, — сказал я, — не волнуйся.