Ч у ж е з е м е ц.Когда мы говорим "несуществующие вещи", то не пытаемся ли мы прилагать здесь множественное число?
Т е э т е т.Как же иначе?
Ч у ж е з е м е ц.Если же мы говорим "несуществующая вещь", то, напротив, не единственное ли это число?
Т е э т е т.Ясно, что так.
Ч у ж е з е м е ц.Однако же мы признаем несправедливой и неправильной попытку прилагать бытие к небытию.
Т е э т е т.Ты говоришь весьма верно.
Ч у ж е з е м е ц.Понимаешь ли ты теперь, что небытие само по себе ни произнести правильно невозможно, ни выразить его, ни мыслить и что оно непостижимо, необъяснимо, невыразимо и лишено смысла?
Т е э т е т.Конечно.
Ч у ж е з е м е ц.Значит, я ошибся, когда утверждал недавно, что укажу на величайшее затруднение относительно него? Ведь мы можем указать другое, еще большее.
Т е э т е т.Какое именно?
Ч у ж е з е м е ц.Как же, чудак! Или ты не замечаешь из сказанного, что и того, кто возражает против него, небытие приводит в такое затруднение, что, кто лишь примется его опровергать, бывает вынужден сам себе здесь противоречить?
Т е э т е т.Как ты говоришь? Скажи яснее.
Ч у ж е з е м е ц.А по мне вовсе не стоит это яснее исследовать. Ведь, приняв, что небытие не должно быть причастно ни единому, ни многому, я, несмотря на это, все же назвал его "единым", так как говорю "небытие". Смекаешь ли?
Т е э т е т.Да.
Ч у ж е з е м е ц.Далее, несколько раньше я утверждал также, что оно невыразимо, необъяснимо и лишено смысла. Ты следишь за мной?
Т е э т е т.Слежу. Как же иначе?
Ч у ж е з е м е ц.Но, пытаясь связать бытие [с небытием], не высказал ли я чего-то противоположного прежнему?
Т е э т е т. Кажется.
Ч у ж е з е м е ц.Далее. Связывая бытие с небытием, не говорил ли я о небытии как о едином?
Т е э т е т.Да.
Ч у ж е з е м е ц.Ведь, называя небытие лишенным смысла, необъяснимым и невыразимым, я как бы относил все это к чему-то единому.
Т е э т е т.Как же иначе?
Ч у ж е з е м е ц.А мы утверждаем, что тот, кто пожелал бы правильно выразиться, не должен определять небытие ни как единое, ни как многое и вообще не должен его как-то именовать. Ведь и через наименование оно было бы обозначено как вид единого.
Т е э т е т.Без сомнения.
Ч у ж е з е м е ц.Так что же сказать тогда обо мне? Ведь пожалуй, я и прежде и теперь могу оказаться разбитым в моих обличениях небытия. Поэтому, как я уже сказал, не будем в моих словах искать правды о небытии, но давай обратимся к твоим.
Т е э т е т.Что ты говоришь?
Ч у ж е з е м е ц.Ну, постарайся напрячь свои силы как можно полнее и крепче - ты ведь еще юноша - и попытайся, не приобщая ни бытия, ни единства, ни множества к небытию, высказать о нем что-либо правильно.
Т е э т е т.Поистине странно было бы, если бы я захотел попытаться это сделать, видя твою неудачу.
Ч у ж е з е м е ц.Ну, если тебе угодно, оставим в покое и тебя и меня. И пока мы не нападем на человека, способного это сделать, до тех пор будем говорить, что софист как нельзя более хитро скрылся в неприступном месте.
Т е э т е т.Это вполне очевидно.
Ч у ж е з е м е ц.Поэтому если мы будем говорить, что он занимается искусством, творящим лишь призрачное, то, придравшись к этому словоупотреблению, он легко обернет наши слова в противоположную сторону, спросив нас, что же мы вообще подразумеваем под отображением , называя его самого творцом отображений? Поэтому, Теэтет, надо смотреть, что ответить дерзкому на этот вопрос.
Т е э т е т.Ясно, что мы укажем на отображения в воде и зеркале, затем еще на картины и статуи и на все остальное в этом же роде.
Ч у ж е з е м е ц.Очевидно, Теэтет, софиста ты еще и не видел.
Т е э т е т.Как так?
Ч у ж е з е м е ц. Тебе покажется, что он либо жмурится, либо совсем не имеет глаз.
Т е э т е т.Почему?
Ч у ж е з е м е ц.Когда ты дашь ему такой вот ответ, указывая на изображения в зеркалах и на изваяния, он посмеется над твоими объяснениями, так как ты станешь беседовать с ним как со зрячим, а он притворится, будто не знает ни зеркал, ни воды, ни вообще ничего зримого, и спросит тебя только о том, что следует из объяснений.
Т е эт е т. Но что же?
Ч у ж е з е м е ц.Надо сказать, что обще всем этим вещам, которые ты считаешь правильным обозначить одним названием, хотя назвал их много, и именуешь их все отображением, как будто они есть нечто одно. Итак, говори и защищайся, ни в чем не уступая этому мужу.
Т е э т е т.Так что же, чужеземец, можем мы сказать об отображении, кроме того, что оно есть подобие истинного, такого же рода иное?
Ч у ж е з е м е ц.Считаешь ли ты такого же рода иное истинным, или к чему ты относишь "такого же рода"?
Т е э т е т.Вовсе неистинным, но лишь ему подобным.
Ч у ж е з е м е ц.Не правда ли, истинным ты называешь подлинное бытие?
Т е э т е т.Так.
Ч у ж е з е м е ц.Что же? Неистинное не противоположно ли истинному?
Т е э т е т.Как же иначе?
Ч у ж е з е м е ц.Следовательно, ты подобное не относишь к подлинному бытию, если только называешь его неистинным.
Т е э т е т.Но ведь вообще-то оно существует.
Ч у ж е з е м е ц. Однако не истинно, говоришь ты.
Т е э т е т.Конечно нет, оно действительно есть только образ.