В 1990-е годы символы мирного и ратного труда в России отступили куда-то в глубины подсознания или ностальгирующей памяти, оттесненные хроникой накопления капитала и кровавых разборок из-за имущества. В 2000-е годы положение дел начало меняться: позитивные знаки повседневности возрождались в политической жизни, расширяя «поле» применения символов «мягкой силы». Это – основа идентификационно-семиотического подхода при изучении политической культуры и конструировании консолидирующих символьных комплексов. Но в 2010-е годы стало четко проясняться, что традиционное конструирование символов «мягкой силы» будет эффективно только при восстановлении доверия к символам власти и соответствующим символьным персонам. Российское общество с надеждой и нетерпением ждало системной борьбы с коррупцией чиновников. Последняя принижала все символы национальных интересов, что грозило низвести российскую политическую культуру до уровня слабо связанных и противодействующих субкультур, соединяемых периодически только политикой памяти и «образом врага».
Следует отметить значение символов «мягкой силы» для разработки концепта «зрелой политической культуры». Посылки к такому концепту следующие:
– зрелая политическая культура стремится к опциональности в применении «мягкой силы», характеризующейся способностью выдвижения альтернатив в интерпретации символов, но одновременно и оснований решения спорных вопросов, преодоления разногласий – сохранения опорных национальных символьных комплексов как основы консолидации общества;
– зрелость политической культуры, таким образом, проявляется в регулировании активности политической жизни, устранении состояний ее «переполненности» или, наоборот, «опустошенности» относительно политизированных символов, а также разобщенности и «враждебности» этих символов;
– такое регулирование в применении «мягкой силы» зависит от наличия достаточного количества позитивных символьных комплексов, которые обеспечивают соединение множества знаков наподобие неких «пазлов», выражающих как партикулярные, так и национальные интересы, выстраивающиеся в необходимой иерархии;
– зрелые политические культуры обладают определенной силой воздействия «мягкой силы» («сильные» политические культуры), но могут быть «ослаблены» ввиду ослабления символов национальных интересов;
– символы «мягкой силы» в политической культуре позволяют завоевывать сознание и подсознание людей, живущих в других, менее «зрелых» или ослабленных (более «слабых») политических культурах, если в последних разрушены опорные позитивные символьные комплексы;
– «слабые» политические культуры характеризуются «растворением» своих позитивных символьных комплексов, утерей привлекательности «мягкой силы», в том числе по мере заимствования значительного числа более привлекательных символов из других («сильных») культур;
– значение концепта «зрелой политической культуры» возрастает по мере того, как актуализируются «войны за идентичность» (Ал. Громыко), когда «сильные» культуры получают возможность забирать необходимые ресурсы у «слабых» культур за счет применения «мягкой силы».
В 2013 г. позитивные элементы «мягкой силы» в символьной политике России проявились в успешной работе G-20 (особенно в регулировании кризиса международных отношений вокруг Сирии). А также в постепенном преодолении информационной изоляции, созданной западными странами в отношении России в ходе политического кризиса и гражданской войны в Украине в 2014 г. Более зрелой стала деятельность по разъяснению ценностей и целей российской политики за рубежом.
В стране прошла грандиозная эстафета олимпийского огня, охватившая значительную часть России. Это проявление «мягкой силы» направлено на консолидацию российского общества, чтобы придать новые импульсы формированию российской национальной идентичности. В свою очередь, проведение олимпиады в Сочи, успех наших олимпийцев и параолимпийцев могли бы породить новые символы «мягкой силы», способные ослабить негативные тренды в развитии экономики и международных отношений.
М. Р. Желтухина. Политические манипуляции сознанием адресата в СМИ: воздействие и понимание