Эти деньги были ему очень нужны. Вот уже около трех месяцев уровень продаж оставался ниже нормы; если дела не поправятся, в ближайшее время ему придется сбыть весь свой товар по низким ценам – может быть, даже в убыток – и подыскивать себе новую работу. Среди представлявшихся ему выходов из такого положения весьма значительное место занимало непосредственное исследование рынка на этом маленьком острове. Восемнадцать тысяч крон наличными в данный момент значили гораздо больше, чем тридцатипроцентная доля, которую он получал в качестве прибыли: он не станет сразу же покупать вместо проданных новую партию часов, и таким образом эта сумма позволит ему переждать до лучших времен. И если этот приоритетный участок не сразу оказался включенным в его рабочие планы, то, конечно же, лишь потому, что он хотел сохранить его на черный день, предвидя, что наступят трудные времена. Теперь же обстоятельства вынуждали его совершить это путешествие, которое, как и следовало ожидать, оказалось связанным с многочисленными трудностями.
Пароход отправлялся в семь утра, поэтому Матиасу пришлось встать раньше обычного. На автобусе или по местной железной дороге он почти всегда выезжал из города около восьми. Кроме того, он жил совсем рядом с вокзалом, но очень далеко от порта, и туда не шел ни один городской автобус. С тем же успехом можно было проделать весь путь пешком.
В этот утренний час в квартале Сен-Жак было безлюдно. Проходя по небольшой улочке, которую Матиас счел короткой дорогой, он как будто услышал стон – довольно слабый, но раздавшийся, казалось, так близко, что он обернулся. Рядом не было ни души; и впереди, и позади него улочка была пуста. Он собирался уже продолжить свой путь, как вдруг над самым его ухом отчетливо раздался второй точно такой же стон. В этот миг справа от себя, на расстоянии вытянутой руки, он увидел окно первого этажа, в котором горела лампа, хотя на улице было уже совсем светло и дневной свет мог беспрепятственно проникать внутрь сквозь простую тюлевую занавеску, висевшую за оконными стеклами. Комната и в самом деле казалась скорее просторной, а единственное окно в ней было весьма небольшим – метр в ширину и чуть больше в высоту; такое окно с четырьмя одинаковыми, почти квадратными стеклами подошло бы скорее для какой-нибудь фермы, чем для этого городского здания. Внутреннюю обстановку было трудно разглядеть из-за складок на занавеске. Можно было увидеть лишь то, что ярко освещалось электрическим светом в глубине комнаты: ламповый абажур, в виде усеченного конуса – ночник, – и более расплывчатые очертания неприбранной кровати. Виднелся силуэт слегка наклонившегося над кроватью мужчины, с поднятой к потолку рукой.
Вся сцена пребывала в неподвижности. Несмотря на явную незавершенность своего жеста, человек стоял застыв как статуя. Под лампой на ночном столике лежал небольшой предмет синего цвета – должно быть, пачка сигарет.
У Матиаса не было времени ждать, что будет дальше, – если предположить, что дальше должно было что-то произойти. Он даже не мог бы поклясться, что звуки доносились именно из этого дома; ему казалось, что они раздались гораздо ближе и явственней, чем стоны, приглушенные закрытым окном. Размышляя, он спрашивал себя, были ли это всего лишь невнятные стоны – теперь ему казалось, что он различал слова, хотя никак не мог вспомнить какие. По тембру голоса – в общем, приятного и совсем не печального – жертвой, наверное, была молоденькая женщина или девочка. Она стояла, прислонясь к одной из железных опор, поддерживающих угол верхней палубы; руки ее были сложены за спиной, в ложбинке поясницы, ноги напряжены и слегка расставлены, голова касалась железной стойки. Широко раскрыв огромные глаза (в то время как остальные пассажиры щурились на слепящем солнце), она по-прежнему глядела прямо перед собой с тем же спокойствием, с каким недавно смотрела в глаза Матиаса.
Видя, как упорно смотрит на него эта девочка, он поначалу подумал, что моток веревки принадлежит ей. Возможно, она и сама их коллекционировала. Но потом эта мысль показалась ему абсурдной; маленькие девочки не играют в подобные игры. У мальчишек же, наоборот, карманы всегда набиты всякой всячиной: ножами и веревочками, цепочками и колечками, и еще трубчатыми стеблями тростника, которые они зажигают, делая вид, будто курят сигареты.