Согрей мое сердце

Убью гада. Ночью. Подушкой задушу. Изощренный метод убийства для магов.

– А как вас звать? – стыдно не знать имени, кто на ночлег пустил.

– Феодор, но звать меня не надобно. Сам прихожу, – он скрылся за деревянной дверью, неокрашенной, какие раньше в избах были.

Контроль над силой, контроль над собой. Лишь бы не прибить студента раньше времени. Мороз вряд ли расстроится, но разозлится.

В принципе, можно попытаться сделать из него Франкенштейна. Такие эксперименты мы еще не проводили.

– Слушай и запоминай, а лучше записывай: если хочешь вернуться в Академию живым, не испытывай мое терпение. Я не Мороз. У меня самоконтроль тесно связан с настроением, которое ты весь день портишь!

Пантин еще раз провел рукой по шее, хмыкнул и навис надо мной, упираясь руками в стол по обеим сторонам от меня.

– Справедливо двустороннее соглашение, – этот уверенный и даже командный тон уже слышала в лесу перед встречей с вендиго. – Ты сдаешься, и победа в споре остается за мной, просишь прощения… на коленях, – взгляд зеленых глаз скользнул по губам.

От печки здесь так жарко, уф. Откройте окно! Явно же перетопили.

– И мы мирно сосуществуем до окончания практики, – закончил он.

Волнительное положение. Его губы непозволительно близко, взгляд, читающий каждую эмоцию, голос, пробирающий до дрожи… Но и мне не восемнадцать лет, чтобы повестись на все эти атрибуты.

– Я тебе сейчас коленом по бубенцам врежу, Казанова недоделанный.

Довольная ухмылка расцвела на губах. Он ждал такой реакции?

– Значит игра продолжается, – заключил и выпрямился – дед Феодор вернулся.

– Эх, молодежь… Идите, укладывайтесь, – он пошаркал тапками по полу мимо нас к печке.

Наградила студента уничижительным взглядом и спокойно, гордо и уверенно вошла в соседнюю комнату.

Не поняла.

Здесь одна кровать. А…

– М-м… – протянул Пантин над ухом, – Мне начинает нравиться моя практика. Надеюсь, тебе есть, чему меня научить?

С…с…сту-ужа…

– Не обольщайся, поспишь не полу. Не замерзнешь, – тон, как и положено, холодный, даже ледяной.

Подозрительно долго он молчит. Старается придумать фразу позабористей?

Нет, он совсем потерял и стыд, и совесть. Хотя их у него и не было никогда.

Он перед моим носом упал на кровать, растянулся по-хозяйски. И глазки закрыл, для полноты картины.

– Меня старушки не привлекают, – он обнял подушку, лежа на животе. – А на полу спать у меня спина заболит. Между старушкой на кровати и жестким полом я выберу первое. Придется потерпеть твой храп и слюни, но я же на практике. Заодно подготовлюсь к старости. Она когда-нибудь и меня настигнет.

Он бормотал, бормотал, а я все слушала, слушала и не поняла – за какой стужей я его терплю? Я Метель, терплю оскорбления от мелкого заморыша? У которого только вчера на губах молоко обсохло, а сегодня он уже норовит ущипнуть за зад.

То есть мало того, что, оказывается, храплю и слюни пускаю – а я не делаю ни того, ни другого, – мне придется делить с ним спальное место?

А действительно ли придется?

Магией подняла засранца в воздух, можно сказать бережно – вместе с подушкой. Не жалко, вторая есть. И опустила на пол рядом с кроватью.

Глаз не открыл, с криком возмущения не вскинулся. Зато на губах появилась ухмылка.

Что в лоб, что по лбу. Ему одинаково!

Перешагнула через студента и улеглась на кровать по диагонали в позе звезды. Чтоб никаким боком не смог пристроиться на моем спальном месте.

Нет, на животе лучше. Подмяла под себя подушку и настроение как-то само улучшилось. Мягкая горизонтальная поверхность и ничего больше не надо.

И никого в том числе!

– Ты охренел, Пантин?! – заорала и умолкла.

Мы все-таки не одни в доме.

Не отреагировать тоже не смогла, этот в конец утративший связь с реальностью будущий покойник улегся на меня сверху! Сверху! Повторил мою позу, руки запустил под подушку, повторяя сгибы. Ладони накрыли кисти сверху, а пальцы по-свойски скользнули между моими и сжались. Не сильно, но демонстративно. Мол, смотри, кто здесь хозяин положения.

Убью. Гада.

– Итак, – низким глубоким голосом выдохнул в ухо, то ли случайно, то ли намеренно мазнув по чувствительной коже губами.

Признаю частичное поражение. Телу очень нравится происходящее. Оно все превратилось в один натянутый канат, улавливающий малейшие движения. А моей гордости вообще не нравится. Категорически. И конкретно для Пантина это – очень плохо.

– Госпожа, – легкая насмешка, смешанная с таким голосом, учитывая слово…

М-да… низ живота затянуло судорогой. Судорожным вздохом прощания с моей адекватностью.

Я ведь точно его убью. И даже не специально. Когда я начинаю выходить из себя, я не контролирую свою силу.

Да, это позорно за столько веков не научиться ей управлять, но… ничего не могу с собой поделать.

– Я не люблю спать на полу, – продолжил Пантин взрывать предательское тело.

Это шоколадный батончик упирается мне в бедра? Он припас сладкое и не поделился со мной за кружкой чая?

– Мне плевать, – голос выдал.

Что за возбужденная хрипотца на грани шепота?

Хочется выругаться отборным русским.

Ненавижу. С…с…студентов.