– Рома, отбрось обиды, – сказала она, – возьми отрез и пойди к крестной. До завтра она успеет сшить тебе платье.
– У меня его нет, – сказала девушка, продолжая ополаскивать тарелки.
– Геля тебе свой отрез отдала. Как это нет?
– Моего нет, – повторила Рома, сделав ударение на первом слове.
– Твой, ее… Какая разница? К тому же Геле очень идет красный цвет. Ты не находишь?
Рома промолчала, только стала яростнее тереть мочалкой посуду.
– Геля – брюнетка, а им идет красное, – продолжила Любовь Валентиновна. – К тому же она высокая, стройная, и подобранный ею фасон подошел как никак лучше. Ты подумай, как нелепо ты выглядела бы в таком платье!
– Это была моя задумка, мое желание и мною выбранный фасон, – нервно произнесла Рома. Она поставила последнюю тарелку так резко, что та громко и жалобно звякнула. – Как бы я выглядела? Конечно же нелепо! Я же калека, а Геля у нас красавица-брюнетка! – вскрикнула Рома с обидой и села напротив матери. – Мне не нужен другой отрез, и платье новое тоже. Я не пойду на праздничный вечер. Так что нелепо я выглядеть не буду.
– Это один из последних праздников в школе.
– Но не в жизни! – отрезала Романия.
Она быстро встала и вышла из кухни во двор. Там Романия поспешила к Боне. Собака лежала в будке, положив морду на передние лапы. Она с грустью посмотрела на Рому.
«Прости, что огорчаю, но я тебя по-прежнему люблю», – говорил ее преданный взгляд.
Рома села на низкую табуретку, которая всегда находилась в вольере, погладила Боню по голове.
– Может быть, съешь? – Девушка протянула собаке еще теплую котлету.
Боня расширила ноздри, вдыхая запах мяса, но сразу же потеряла к нему интерес.
«Не хочу, прости», – говорил ее взгляд.
– Боня, я тебя очень люблю, очень-очень, – сказала Романия, сдерживая слезы. – Мне сейчас плохо… Ты всегда меня понимала, поэтому не имеешь права покинуть меня сейчас, когда мне тяжело. Бонечка, ты меня не бросишь?
Собака, внимательно выслушав девушку, тяжело, по-человечески вздохнула.
– Я знаю, что ты меня понимаешь, – продолжила Романия. – Только ты меня всегда понимала. Ты – моя спасительница, ты – мой лучший друг. Боня, поправляйся, и мы с тобой пойдем гулять к озеру, там встретимся с Ростиком. Ты же знаешь, как мы любим друг друга. А сейчас крепись! Отдыхай, мое солнышко!
Рома поцеловала Боню в нос и поднялась. Собака сразу же устало прикрыла глаза.
Решение не идти на школьный праздник Романия приняла сразу, как только увидела красное платье Ангелины. Девушка слишком долго мечтала о таком платье, живо представляла себе, как она в таком наряде пойдет навстречу Ростику, как он будет смотреть на нее восхищенным взглядом, и иначе представить себе события просто не могла. Романия поняла, что нужно научиться вычеркивать из жизни несбывшиеся мечты, и потому не собиралась идти на вечеринку, хотя душа ее рвалась к Ростику.
Она скучала по нему, в больнице считала не только дни, но и часы до их встречи, а потом добровольно отложила свидание. Она не знала, как теперь обманывать родителей, чтобы хоть изредка встречаться с Ростиком наедине. В школе они будут видеться каждый день, но это совсем другое. Рома жаждала снова прикоснуться пальцами к его обнаженному телу, изучать его, как музыкант новый инструмент, чтобы найти ту струну, которая будет звучать и громче, и нежнее одновременно. Роме безумно хотелось снова припасть губами к его губам и почувствовать сладкое возбуждение во всем теле. Она не могла даже представить, когда это будет возможно, но знала точно, что на этот школьный праздник она не пойдет.
К тому же она никогда себе не простила бы, если бы с Боней что-то случилось, пока она развлекалась бы на вечеринке. Каждый час девушка выходила к Боне, сидела рядом с ней, подолгу говорила, словно спешила поделиться сокровенным, пока ее любимица была рядом.
Вечером, когда Злата и Геля собирались на праздник, Романия закрылась в своей комнате, чтобы их не видеть. Больнее всего было смотреть на Гелю в красном платье – ее платье, – поэтому Рома сидела в комнате до тех пор, пока сестры не вышли из дома. Только после этого Романия накинула куртку и снова отправилась к Боне. Она сидела возле собаки, пока не продрогла. Поцеловав Боню в нос на прощание, Рома вернулась в дом. Она долго не могла уснуть. В голове роились разные мысли, одна печальнее другой, на душе было столько тоски, что она придавливала прессом ее тело. Не выдержав такой нагрузки, Романия забылась тревожным сном…
Рано утром Рома проснулась от тихого стука в дверь.
– Кто? – сонным голосом спросила она.
– Это я, Геля, – услышала она вкрадчивый голос сестры. – Открой, надо поговорить.
Романия нехотя поднялась с постели, повернула ключ в замке.
– Что тебе нужно? – спросила Рома, сев на постель.
Геля с сияющим лицом опустилась на краешек кровати, прислушалась, нет ли кого за дверью.
– Ой, Ромка, что я тебе расскажу! – тихо сказала Геля. – Ты только дай слово, что на меня не обидишься.
– Рассказывай уже!
– Я, конечно, виновата перед тобой, но сердцу ведь не прикажешь. Разве не так?