— Ага, представляете, он разбираться пришел. Якобы вы у этой злобной бабы денег несусветных за продажу вымогали и третировали всячески, проверяющих из коллегии адвокатов и прокуратуры на нее натравили и даже побили! — возмущенно поведала Валя, так активно жестикулируя, что Никитин на всякий пожарный отодвинул от нее близкостоящую посуду. — Нет, ну надо же быть такой лживой и подлой гадиной! Верещала, как подорванная, что мы все банда, и каждое слово наше — брехня.
— А в итоге-то что? — глянул я на Никитина, чувствуя неловкость слегка. У меня, конечно, был веский и первоочередной повод для беспокойства, но ведь по факту кинул их с Валькой самих разруливать. — Вытолкали их?
— Не-а, даже не пришлось, — ответила Валька. — Этот дядька в итоге рыкнул на адвокатшу, чтобы обратно в машину валила. А сам нас выслушал уже спокойно, кивнул, попрощался и свалил. Только глянул напоследок так… аж мурашки у меня. Непонятно как-то.
— Ну, допустим очень даже понятно, — фыркнул в свою кружку с чаем Сандро. — Вангую — ты, Валюха, еще с ним повидаешься. Однако, все это, конечно занимательно, но, Миха, ты Женьке-то показывать собираешься?
И он мотнул головой в сторону комнаты с аквариумами.
— Показывать что? — насторожилась Женя.
— Надеюсь то, что тебя настолько порадует, и ты не прибьешь меня за самоуправство, — я протянул ей руку. — Пойдем?
Толкнул дверь и пропустил Воронову вперед. Она шагнула в комнату и застыла. Валька и Сандро хотели за нами сунуться, но я предусмотрительно закрыл перед их любопытными носами дверь. Женька молчала больше минуты, обводя все взглядом, я уже аж чуть очковать стал.
— Почему? — прошептала она наконец сильно просевшим голосом.
— Что почему, Жень? — не сразу догнал я.
— Ты все время делаешь так, что у меня сердце чуть не лопается. Почему, Миш? Я… чем я заслужила?
— Эмм… — слегка офигел я и просто обнял со спины, примостив подбородок на ее плечо и, уложив ладонь над ее грудью действительно ощутил, что ее сердце молотит бешено. Захотелось взлететь, раздуваясь от гордости, как шар воздушный. — Тогда тебе мое встречное «почему». Почему, Жень, ты должна что-то заслуживать? Ты есть на белом свете, такая, как ты есть, и ты теперь моя. Я счастлив, Жень, без дураков и притворства с пафосом, реально счастлив. Какие еще могут быть твои заслуги, маленькая? Просто будь, Жень.
Тем более, что вот это все аквариумное барахлишко у меня еще и с хитрым прицелом.
— Спасибо, Миша… Ты даже не представляешь… — Женька повернула голову, в синих глазах блеснули слезы, и я поцеловал ее в уголок рта, а она накрыла мои ладони своими, прижимая сильнее и столько в этом простом прикосновении было интенсивности, что воздушный шар довольства собой мигом вырос в разы.
Вдруг она настолько в свои рыбные дела погружаться станет, что на «Орионовские» движняки у нее времени не останется. И у меня в башке мутиться не будет от одной мысли, что с ней что-то дурное произойдет, а меня рядом нет. Ее мечта в обмен на мою — ее безопасность. Но вслух я не скажу, мечты нельзя озвучивать вот так — впрямую и в момент, когда отказать тебе будет неловко. Это ни хрена не честно.
— Прямо сейчас быть я хочу голой вместе с тобой в своей комнате. Я очень-очень соскучилась.
— Понял, не дурак, — выдохнул, оскалившись в дурацкой, наверняка, лыбе, чувствуя как все тело буквально зазвенело от бешеного возбуждения, что взвилось до предела за один удар сердца.
Я ее подхватил на руки и рванул куда сказано.
— Любому, кто к нам сунется до утра — смертная казнь! — рявкнул, проносясь мимо кухни.
— Пошел вон, мерзавец! Да как ты посмел вообще сюда прийти и имя этой твари упомянуть!
— Эту, как вы изволили выразиться тварь, зовут Евгения, и она ваша дочь…
— Нет! Вон! Прокляну!
— … которая уже столько лет тяжело страдает…
— И пусть! Пусть каждый день в пламени адовом горит! И ты пошел вон! Или я милицию сейчас вызову!
— Юноша, оставьте нас с женой в покое! Вы же видите, что причиняете нам, особенно моей жене, боль! Не вынуждайте нас…
Четыре дня я проводил по несколько часов во дворе родителей моей Вороновой. Ненавязчиво беседы заводил с соседями и выискивал возможность поговорить с ее предками. Ясное дело, что только я заикнись на их пороге о Женьке и дверь квартиры передо мной бы захлопнули, так что я решил их перехватить по пути куда-нибудь, чтобы иметь хоть небольшой зазор по времени донести свою позицию. Надеялся на пару минут хотя бы адекватного диалога, но едва заслышав о Женьке, ее приемная мать впала в неистовство прямо-таки.
— А о ее боли вы никогда не задумывались?! — повысил я уже голос, понимая, что слушать меня не хотят, но это не значит, что я не скажу все, что считаю нужным. — Или только со своей носитесь столько лет? Вы были взрослыми людьми, что взяли ребенка, и должны были дать ему любовь! А вместо этого она получала исключительно ваше равнодушие, а все что было дальше — его последствия.