Частью формировавшегося политического класса император так и не стал. Он не был в полной мере включен в машинерию законотворческого взаимодействия. Государь наблюдал ее как будто со стороны, не чувствуя никакой симпатии к нарождавшейся практике. Это тот раскол элит, о котором обычно говорят в связи с проблематикой революции. Едва ли стоит грешить телеологизмом. Такого рода проблемы не делали революцию неизбежной, но создавали для нее предпосылки, обстоятельства риска, который в итоге оказался неприемлемым в условиях Первой мировой войны.
ИТОГИ
Короткий период российской истории – с 1906 по 1914 год – совершенно особый. Он заметно отличается от того, что было до Первой революции. Он предваряет время «великих потрясений», первое из которых – начало войны. Это не довесок к прошлому, не прелюдия к будущему. Это годы, когда начала складываться та Россия, которая в итоге не состоялась. Дело не в экономических или демографических показателях (хотя, разумеется, и они очень важны). Интереснее то, что в эти годы формировалась новая манера поведения в самых разных сферах жизни. Крестьянин накапливал деньги на сберегательных книжках и участвовал в кооперативном движении. Регулярно собирались многолюдные общероссийские общественные съезды представителей разных профессий, корпораций, религиозных групп. Тогда же в России появлялась публичная политика в полном смысле этого слова. Чиновникам, общественным деятелям приходилось приноравливаться к новым правилам игры. Для одних было мучительно трудным встать на трибуну и убеждать, а не приказывать. Другим было непросто осознать себя частью законодательной машины, а не участниками митинга в стенах государственного учреждения.
Политическая система поздней Российской империи складывалась быстро, но не в один день. Она пережила много встрясок, кризисов. Один из них в итоге оказался для нее роковым. Более того, политическая система отстраивалась, но ее так и не построили. Говоря о предвоенной России, историку приходится говорить не о результатах процесса (он не был завершен), а о тенденциях. Это позволяет обрисовать контуры воздвигаемого здания. Законотворческая деятельность того времени подразумевала вовлечение в политику экспертов, групп интересов, лоббистских объединений, представителей общественных съездов. Это определяло жизнь депутатов. К этому должны были привыкнуть высокопоставленные чиновники. Ничего подобного нельзя было найти в Основных государственных законах. Речь идет не о букве, а о духе.
Формировавшаяся политическая система подразумевала и новую роль партий. Им меняться было намного сложнее, чем отдельно взятым общественным или политическим деятелям. Партии создавались в условиях революции – для реализации ее идеалов или для борьбы с ее эксцессами и последствиями. Не случайно абсолютное большинство из них можно охарактеризовать либо как революционные, либо как контрреволюционные. После 1906–1907 годов сменились повестка, лозунги, настроения. «Союзу 17 октября» было проще, чем многим остальным. Слишком «рыхлым» было это образование, а значит, довольно пластичным.
И все-таки сила октябристов была не только в этом. На начальном этапе своего существования они, может быть, случайно совпали с правительственным курсом П. А. Столыпина в первые годы его деятельности на посту председателя Совета министров. «Союз 17 октября» предложил путь выхода из революции посредством коренных институциональных реформ. Этой дорогой шло и правительство. Октябристы были готовы подставить плечо. Они воспринимали себя как равноправного партнера исполнительной власти. Для этого было много предпосылок. Важнейшая из них заключалась в том, что наиболее активные члены «Союза 17 октября» и представители высшей бюрократии, в сущности, составляли один круг. Это были родственники и знакомые, однокурсники и сослуживцы. Им было легко найти общий язык. Из этих кирпичиков складывался политический класс, обеспечивший зарождение принципиально новой реальности.
Однако жизнь писала эту картину не в розовых тонах. Законы утверждались в Петербурге, но жизнь столицей не ограничивалась. Речь идет о сложной системе, в которой находилось место положениям чрезвычайной и усиленной охраны, где не была достроена административная вертикаль, где отсутствовало единое правовое пространство. Да и в Петербурге не все соответствовало октябристским надеждам. Премьер-министр не мог в полной мере контролировать положение дел даже в собственном правительстве. В законодательстве оставалось множество рудиментов от предыдущей эпохи. Царская власть не всегда сочеталась с менявшимся порядком, порой сама становясь фактором нестабильности. Это порождало кризисы и недовольство. Путь законотворчества был усыпан не розами, а гвоздями.