24 ноября 1911 года Клюжев целый день провел в министерствах. Он ездил наводить справки по разным делам – и практически всюду неудачно. Он не заставал глав ведомств, и ему приходилось объясняться с их секретарями. Исключением стал лишь министр путей сообщения С. В. Рухлов. В тот же день Клюжев побывал у главноуправляющего землеустройством и земледелием А. В. Кривошеина, который пообещал содействовать учреждению Политехнического института в Самаре. Прежде депутат встречался по этому поводу с П. А. Столыпиным. И в дальнейшем, весной 1912 года, эта тема не будет закрыта. Клюжев продолжал вести переговоры о политехникуме с Кривошеиным и его товарищем П. Н. Игнатьевым. Об этом были все его мысли. И в первый же день работы Четвертой Думы он не тратил время зря. Клюжев подошел к министру торговли и промышленности С. И. Тимашеву в очередной раз поговорить о Политехническом институте. Затем обсудил с товарищем министра народного просвещения М. А. Таубе вопрос об организации женского педагогического института.
На посещение ведомственных канцелярий уходило много часов. Член фракции прогрессистов А. П. Мельгунов 1 мая 1913 года писал графу П. П. Толстому, что большую часть своего времени он проводил в министерствах, где добивался решений, необходимых для Уфимского земства. Клюжев шел в Министерство народного просвещения с грудой справок и ходатайств. Ему нужно было зайти во все департаменты и их отделы. Везде его знали и встречали очень любезно, были готовы во всем помочь. Директора департаментов доверительно общались с депутатом, рассказывали ему новости, жаловались на руководство ведомства. Клюжев ложился спать в 4 утра, вставал в 10. Целый день проводил в Думе или в разъездах, и лишь ночью у него оставалось время на законотворческую деятельность.
Эти сцены из думской жизни предвоенной России вроде бы складываются в благостную картину тесного взаимодействия различных политических сил, будто бы враждебных друг другу. Такому сотрудничеству существует множество доказательств. Однако взаимодействие не исключает конфликтов, а развитие – кризисов.
Совместная работа депутатов и бюрократов не была описана на политическом языке того времени. Стороны стеснялись компромиссов, боялись того, что об их сотрудничестве узнает избиратель, читатель газет и журналов, однопартиец, склонный строго придерживаться программной догмы. Иными словами, политические практики, бытовавшие в России накануне Первой мировой войны, радикально расходились с политическим языком того времени. Другая проблема была, пожалуй, важнее. Центром политической системы оставался император. Его полномочия заметно изменились после 1905 года. Иной стала степень его участия в оперативном управлении страной. Однако это не отменяет того обстоятельства, что царь представлял ключевой политической институт Российской империи, обладавший наивысшей легитимностью в государстве. У императора было достаточно инструментов влиять на ход дел. Он определял кадровую политику. В роковые часы политических кризисов его слово меняло расклад сил в стране. Так было и в 1909 году при утверждении штатов Морского генерального штаба, и в 1911 году при проведении закона о земстве в Западном крае. Его решения «выскакивали» «словно черт из табакерки», нарушая уже привычный законотворческий ритм. Подобные решительные действия государя практически всегда провоцировали кризис. При этом Николай II противопоставлял себя отнюдь не только Думе, но всему политическому классу, который включал в себя и высшую бюрократию.