Союз будет жить

Да, это безусловно самое лучшее, что происходило в моей жизни. Никогда и ничему я так рад не был, как в ту ночь. Много всякого повидал, и хорошего, и не очень, а уж плохого так и вовсе, могу с кем-нибудь поделиться, но вот такого, чтобы сердце рвалось из груди, чтобы в ушах стучало не от адреналина, а от восторга и счастья… Нет, сильнее этого быть ничего не могло.

– Александр? Александр? – внезапно мои воспоминания были прерваны.

Голос раздавался как сквозь вату, и мне захотелось открыть глаза. Пришлось сделать над собой нешуточное усилие, веки были тяжёлые и не желали подниматься.

– Александр? Как вы себя чувствуете? – О, психолог!

– Как будто меня поленом по голове тяпнули, – тряхнув головой, ответил я довольно грубо. Лучшие воспоминания, которые только что во всех красках промелькнули передо мной, сменились белыми стенами и молодым мужиком, сидевшим передо мной.

– Сейчас все пройдёт, вот, глотните воды.

Выдув целый стакан тёплой воды, я тут же захотел совершить обратное действие. Сообщил психологу о своём желании, и тот помог мне подняться. Что-то я как разбитое корыто, ощущения похожи на прерванный сон, когда долго не спал, а потом в фазе глубокого сна тебя резко разбудили, да ещё при этом нужно было куда-то идти, садиться за руль и ехать… Точно, очень похоже. Как будто тебя пинали полночи.

– Вам помочь? – спросили меня возле туалета.

– Справлюсь, – махнул головой я, еще не хватало, чтобы меня в туалет водили.

Сделав дела и выпив после этого еще стакан воды, почувствовал себя намного лучше. Сел, психолог молчал, видимо, старательно наблюдал за мной. Ну, пусть его, главное очухаться, интересно, вытянули из меня что-нибудь, и не опасно ли для меня это что-нибудь?

– Александр, пойдем ко мне, – явившийся через час Семичастный лично позвал меня в кабинет.

Этот час я приходил в себя, психолог пристально наблюдал, что-то записывал в небольшой блокнот. Когда появился председатель, я уже был в порядке, в голове только немного туманно, но в целом норма. Пройти по коридорам комитета незамеченным вполне возможно, люди все при деле, шатающихся не видно совсем, а те, кто куда-то направлялся, видимо были так заняты своим делом, что голов не поднимали.

– Чем ещё мучить будете? – сразу, как закрылась дверь за председателем, спросил я.

– Хватит, – не зло, но достаточно жёстко бросил Семичастный, – хватит делать из нас монстров. Сам не лучше.

– Ну, так я страной и не управляю, мне можно.

– Почему ты считаешь нас лишь меньшим злом для страны? Ты же уверял, что мы самые достойные граждане из тех, кого можно было привлечь к управлению страной!

– И не перестаю утверждать, – кивнул я, – вы именно самые достойные, не моя же вина, что партия выродилась в такое дерьмо, что все остальные намного хуже.

– Вот значит, как заговорил… – председатель не злился, но видно было, что он на взводе. – Так почему ты считаешь нас предателями?

– Я не считаю, – покачал я головой, – бытовало мнение, у многих историков, что вы с Шелепиным предали Хрущева, а Брежнев, боясь повторения, убрал вас именно поэтому. Ну, еще и потому, что вы могли претендовать на его место.

– Ты ничего не знаешь! – взорвался наконец Семичастный. – Хрущ разваливал страну и партию, все дело летело под откос, нужно было спасать, и мы сделали то, что было возможно на тот момент. Мы проиграли. Ты ничего не знаешь! Делаешь выводы по заключениям каких-то историков, ты не был внутри, ты…

– Зачем? – прервал я его пламенную речь.

– Что? – аж вздрогнул председатель.

– Зачем вы мне это рассказываете? Это ваше дело, мне об этом знать не положено, да и смысла нет.

– Затем, чтобы хоть чуть-чуть понял, а может, и выводы сделал бы правильные.

– Кто я такой, чтобы выводы делать? У человека есть мнение, которое он может поменять в зависимости от ситуации и полученной информации. Главное, Владимир Ефимович, не во что верю я, а во что верите вы!

– Мы пошли на очень серьёзный шаг, для того чтобы помочь стране, очень серьёзный. Оглядываясь назад, до сих пор не пойму, как я так легко на это согласился… Это было противозаконно, но мы сделали это. Ты же признаёшь, что страна меняется, так?

– Все подслушиваете… – усмехнулся я.

– Не подслушиваем, а держим руку на пульсе. Так надо, должен понимать.

– Если бы не понимал, разговор сейчас был бы в других тонах. Да и знал, куда иду и как все будет выглядеть. Скажите только, вы получили то, чего добивались?

– Есть очень ценная информация, вот только опять появилась новая проблема.

– Многие знания – многие печали, – пожал я плечами. – Мой совет, если ещё интересно, убрать психолога. Нельзя такую информацию выпускать из рук, как бы ни доверяли человеку, но такое…