Союз еврейских полисменов

Инспектор полиции Уилфред Дик — чистокровный тлинкит, ведущий род от вождя Дика, который стал виновником последней зарегистрированной смерти в истории русско-тлинкитских отношений, выстрелив в истощенного русского подводника, полумертвого от голода, которого застал в 1948 году за похищением добычи из крабовых ловушек вождя в Оленьей бухте. Вилли Дик женат, и у него девятеро детей от первой, и единственной жены, которую Ландсман никогда не видел. Естественно, у нее репутация великанши. В 1993 году или в 1994-м Дик успешно участвовал в Айдитароде — гонках на собачьих упряжках, придя девятым среди сорока семи финишировавших.[50] Он защитил кандидатскую по криминологии в Университете Гонзага в Спокане, штат Вашингтон. Первым, что он совершил как взрослый член племени, было путешествие на старом бостонском китобое от деревни Дика в Оленьей бухте к Племенному управлению полиции в Ангуне, предпринятое с целью уговорить суперинтенданта сделать исключение и поменять в случае Дика минимальные требования к росту офицеров племенной полиции. Истории о том, как это произошло, оскорбительны, непристойны, невероятны или же всё одновременно. Вилли Дик обладает всеми дурными качествами очень маленьких и очень умных людей — тщеславие, заносчивость, чрезмерный дух соперничества, злопамятность за нанесенные раны или неуважение. Но он также честняга, упрям и бесстрашен, и он обязан Ландсману. Одолжения он тоже не забывает.

— Пытаюсь понять, чем это вы, сумасшедшие иудеи, тут заняты, и каждая следующая из моих теорий все бредовее, чем предыдущая, — говорит он.

— Этот человек — наш пациент, — вступает Голд. — Он пытается выписаться слишком рано, и все тут.

— И вы решили его застрелить, — говорит Дик. — Это вроде как-то через жопу, какая-то у вас хреновая терапия, ребята. Черт! Прям фрейдистская, а?

Он оборачивается к Ландсману и оглядывает с головы до ног. Лицо Дика красиво в своем роде, цепкие глаза, глядящие из-под чела мудреца, подбородок с ямочкой, нос прямой и правильный. Последний раз, когда Ландсман видел его, Дик имел привычку вытаскивать очки для чтения из кармана рубашки и надевать их. Сейчас, начиная дряхлеть, он приобрел отличные, итальянского производства, «хамелеоны» в блестящей оправе, вроде тех, в каких дают интервью стареющие британские рок-гитаристы. На Дике плотные черные джинсы, черные ковбойские сапоги и рубашка в красно-черную клетку с расстегнутым воротником. На плечах у него, как обычно, удерживаемая плетеным ремнем сыромятной кожи короткая накидка из шкуры медведя, которого он сам убил на охоте. Выпендрежник он, Вилли Дик, — курит черные сигареты, — но он отличный детектив уголовного розыска.

— Господи помилуй, Ландсман, ты похож на тот хренов зародыш свиньи, который я видел однажды в банке со спиртом.

Он развязывает плетеный ремень одной рукой и выскальзывает из-под накидки. Потом бросает ее Ландсману. На мгновение она ошпаривает Ландсмана холодом, а затем чудесным образом согревает. Дик все так же язвительно усмехается — усмешка предназначена только Ландсману, — но в глазах его ни намека на веселье.

— Я разговаривал с твоей бывшей, — говорит он почти шепотом; этот шепот пугал подозреваемых и ужасал свидетелей. — После того, как получил твое сообщение. У тебя меньше долбаных прав быть здесь, чем у долбаного слепого африканского крота. — Он театрально возвышает голос. — Детектив Ландсман, помнишь, что я обещал сделать с твоим еврейским задом, если опять будешь бегать голяком по Стране Индейцев?

— Я… я не п-помню, — говорит Ландсман, отчаянно содрогаясь от благодарности и холода. — Ты н-наобещал тогда так много.

Дик подходит к «форду-каудильо» и стучит в закрытую дверцу, словно собирается войти. Дверца открывается, и Дик стоит за ней и беседует тихим голосом с тем, кто сидит в машине, в тепле. Через минуту Дик возвращается и говорит Голду:

— Старшой хочет с вами поговорить.

Голд подходит к открытой дверце и разговаривает со «старши́м». Возвращается он с таким видом, словно его высморкали через уши и он винит в этом Ландсмана. Голд кивает Дику.

— Детектив Ландсман, — объявляет Дик, — боюсь, едрить твою через колено, что ты, блин, арестован.

32

В неотложке индейской больницы в поселении Святого Кирилла индийский доктор, осмотрев Ландсмана, признает его годным для тюремного заключения. Фамилия доктора Рау, он родом из Мадраса и слышал уже все бородатые шутки на этот счет. Красавец, чем-то напоминающий Сэла Минео[51], — большие обсидиановые глаза, а рот что твоя розочка на торте. Легкое обморожение, сообщает он Ландсману, ничего серьезного, хотя даже через час и сорок семь минут после спасения Ландсман все еще не в силах подавить толчки, возникающие в изболевшихся недрах его организма и сотрясающие все тело. Холод пробрал его до костей.

— А где же большая собака-спасатель с притороченной к ошейнику фляжечкой бренди? — интересуется Ландсман, когда доктор говорит, что он может уже вылезти из-под одеяла и надеть тюремную одежду, аккуратной стопкой сложенную возле умывальника. — Когда же она появится?