Союз еврейских полисменов

Ландсман изучает бланк, в котором подтверждается намерение пилота Наоми Ландсман лететь на своем «пайпер-суперкабе» из Перил-Стрейта[43], Аляска, в Якоби, округ Ситка, с одним пассажиром на борту. Бланк выглядит как компьютерная распечатка, пробелы в нем аккуратно заполнены шрифтом «таймс-роман», двенадцатый кегль.

— Выходит, она сообщила это по телефону? — Ландсман сверяется с отметкой времени. — Тем утром в пять тридцать.

— Она использовала автоматическую систему, да. Многие так делают.

— Перил-Стрейт — это где? Около Тенаки, да?

— Южнее.

— То есть лететь оттуда сюда часа где-нибудь два?

— Примерно.

— Полагаю, она была настроена оптимистически, — говорит Ландсман. — Указала предположительное время прибытия — четверть седьмого. Через сорок пять минут после того, как заполнила это.

Спиро, с его складом ума, не может пройти мимо аномалии; подобные вещи одновременно и притягивают его, и отталкивают. Он берет папку у Ландсмана и пролистывает кипу документов, которые собрал и скопировал после того, как согласился, чтобы Ландсман угостил его стейком.

— Она и в самом деле прилетела в четверть седьмого, — говорит он. — Это отмечено вот прямо здесь, в журнале АССОП[44]. Шесть семнадцать.

— Итак, давайте-ка уточним. Либо она проскочила двухчасовой перелет из Перил-Стрейта в Якоби меньше чем за сорок пять минут, — говорит Ландсман, — либо летела куда-то еще, а уже в пути решила сесть в Якоби и передала новый полетный план.

Приносят стейки. Официантка забирает номерок на штырьке и оставляет вместо него толстые кусманы канадской говядины. Они приятно пахнут и приятны на вид. Спиро на них даже не смотрит. Забыл и о выпивке. Он перелопачивает кипу бумажек:

— О’кей, вот предыдущий день. Она летела из Ситки в Перил-Стрейт с тремя пассажирами. Взлетела в четыре и закрыла полетный план в шесть тридцать. О’кей, значит, когда они сели, было уже темно. Она планировала остаться на ночь. Потом, на следующее утро… — Спиро замолкает. — Ах вот оно…

— Что?

— Вот оно что! Думаю, это ее первоначальный полетный план. Похоже, что на следующее утро она планировала вернуться в Ситку. Первоначально. Не лететь сюда, в Якоби.

— И сколько у нее было пассажиров?

— Ни одного.

— А потом, пролетев немного, якобы в сторону Ситки и в одиночестве, но на самом деле с неким таинственным пассажиром на борту, она внезапно меняет направление и летит в Якоби.

— Похоже на то.

— Перил-Стрейт. А что там, в Перил-Стрейте? — спрашивает Ландсман.

— Да то же, что и повсюду. Лоси, медведи. Олени. Рыба. Все, что еврею угодно убить.

— Не думаю, — говорит Ландсман. — Не думаю, что они на рыбалку отправились.

Спиро хмурится, затем встает и направляется к стойке бара.

Он подсаживается к американскому летчику, и они о чем-то беседуют. У пилота опасливый вид, наверное, это вообще свойство его характера. Но он кивает и идет следом за Спиро к кабинке.

— Рокки Китка, — знакомит их Спиро, — детектив Ландсман.

Затем Спиро усаживается и принимается за стейк. На Китке черные кожаные штаны и такой же жилет, надетый прямо на голое тело, от кистей до шеи и далее до пояса штанов покрытое татуировками в индейском стиле. Зубастые киты, бобры, а вдоль левого бицепса — змея или угорь с хитрым выражением на морде.

— Вы летчик? — спрашивает Ландсман.

— Нет, я полицейский. — Китка с трогательной искренностью смеется над собственной остротой.

— Перил-Стрейт — вы бывали там?

Китка трясет головой, но Ландсман мгновенно перестает ему верить.

— Знаете что-нибудь о нем?

— Только как он выглядит с неба.

— Китка. Индейское имя.

— Отец у меня тлинкит. А мать — шотландско-ирландских, шведских и немецких кровей. Всего понамешано, кроме еврейской крови.

— Много индейцев в Перил-Стрейте?

— Да сплошь, — выпаливает Китка с простоватым апломбом, потом, вспомнив свое уверение, что ничего не знает о Перил-Стрейте, отводит взгляд от Ландсмана и жадно вперяется в стейк. Вид у Китки голодный.

— И ни одного белого?

— Один-два, может, и ныкаются по бухтам.

— А евреи?

Взгляд Китки тяжелеет, становится непроницаемым.

— Я уже говорил, что только мимо пролетал.

— Я провожу небольшое расследование, — поясняет Ландсман. — По всей видимости, там может оказаться нечто интересующее евреев из Ситки.

— Там повсюду Аляска, — говорит Китка. — Еврейский коп, при всем уважении, может хоть день-деньской задавать свои вопросы, но никто не обязан ему отвечать.

Ландсман придвигается к нему.

— Давай, дорогуша, — говорит он на идише. — Хватит на него смотреть. Он твой. Я к нему не прикасался.

— Вы не будете его есть?

— У меня нет аппетита, сам не знаю почему.

— Это же «Нью-Йорк», да? Люблю «Нью-Йорк».

Китка усаживается, и Ландсман пододвигает к нему тарелку. Он потягивает кофе и наблюдает, как двое мужчин истребляют свой ужин. Доев, Китка значительно веселеет. Вид у него уже не такой настороженный, не такой испуганный и нервный.