Союз горцев Северного Кавказа и Горская республика. История несостоявшегося государства, 1917–1920

Это важный момент, так как отдельные исследователи утрируют роль мусульманского духовенства в регионе. Считают, что с момента организации сопротивления в период завоевания Северного Кавказа в XVIII–XIX веках ислам ведет здесь религиозную войну. Более того — якобы под руководством накшбандийского ордена, что является неверным, так как в Чечне многие события в этот период развивались под знаменем кадирийцев[176]. Много внимания уделяется также суфийскому компоненту. Американский исследователь Джон Даллоп, ссылаясь на Пола Хенза, не совсем корректно утверждает, что Узун-хаджи был самым влиятельным деятелем в этот период истории чеченцев и всего Северного Кавказа[177].

Очень трудно согласиться с такого рода утверждениями. Влияние Узун-хаджи было, бесспорно, сильным в горной части Чечни (и то не во всей, а только в тех районах, которые граничили с горной частью Дагестана) и высокогорном Дагестане, но никак не распространялось на территорию всего Северного Кавказа (Ингушетию, Кабарду, Осетию, Балкарию, Карачай и Черкесию). Западные исследователи чрезмерно увлекаются суфийскими традициями, считая, что за их таинственностью скрывается нечто большее, чем то, что зафиксировано в документах того периода. Забывая, что суфизм на Северном Кавказе в ХХ веке отходит от мистического учения и является больше антропологическим явлением.

По мнению Х.-М. Доного, авторитет Н. Гоцинского после вторичного утверждения значительно вырос. Он становится все более и более популярным среди горского населения, с ним пытаются сблизиться военные и политические деятели, его привлекают для разрешения серьезных споров. Так, в конце октября 1917 года в Дагестан из Чечни прибыли делегаты с целью пригласить Наджмуддина Гоцинского к себе[178].

Таким образом, его избрание в Анди не было случайностью или реализацией идеи группы людей. Он заслуженно занял свое место в истории, что и подтвердил своими действиями вплоть до расстрела большевиками в 1925 году. Другое дело, что за скобками остается вопрос, а кем себя считал сам Н. Гоцинский. Дело в том, что в своих посланиях, опубликованных для мусульман, он подписывается по-разному. В одном из обращений он пишет, что он муфтий Северного Кавказа, в другом месте у него проявляются амбиции быть имамом не только Северного Кавказа и Дагестана: «Я, глава Шариата, повелеваю…» — и ставит подпись «Шариатский Глава Северного Кавказа, Дагестана и других губерний, и областей (Наджмудин)»[179]. Какие «другие» губернии и области он имеет в виду, если он был избран только для Северного Кавказа и Дагестана? Подразумевает ли он, что он лидер для всех мусульман, не только на Северном Кавказе, но и в целом на Кавказе? И наконец, признание за ним статуса имама на Третьем съезде представителей Дагестана 23–25 января, который также перерос из съезда народов в съезд мусульманской части населения. Все это позволяет говорить, что статус муфтия, на который ему приходилось в итоге соглашаться, идя на уступки исполкому, ему был не мил и он желал бы быть именно в статусе имама; что, по его мнению и по мнению шейха Узун-хаджи, подталкивавшего его к этому титулу, было важно зваться именно имамом. Видимо, они полагали, что данный титул каким-то образом позволил бы ему иметь больше власти. То есть речь идет о его возможных амбициях и планах по воссозданию имамата горцев, наподобие имамата Шамиля в период Кавказской войны в XIX веке.

Также стоит учесть, что политическая элита из числа новоявленных революционеров все еще не могла понять того, что происходило в Петрограде, и продолжала возлагать надежды на Учредительное собрание, которое должно было решить судьбу страны. В то время как мусульманские лидеры знали, что время требует действий и они должны быть конкретными в условиях слабости новых властей в России.

Стоит учитывать и другое: светская власть в лице Союза горцев вновь, в очередной раз, убедилась, что она не вправе игнорировать духовенство. Мусульманское духовенство продемонстрировало свою силу, собрав на съезд в Анди десятки тысяч людей. А.-М. Чермоев и другие не могли не увидеть в этом сигнал для себя: мусульманское духовенство лучше иметь в союзниках, чем пытаться от него дистанцироваться.

Таким образом, с юридической точки зрения съезд, прошедший в Анди, не был как таковым съездом Союза горцев Северного Кавказа. Его следует считать съездом мусульман Северного Кавказа с участием представителей Союза горцев Северного Кавказа и Дагестана. Как верно и то, что съезд проходил по словам Гайдара Баммата[180] не в самом селе Анди, а в районе чеченского озера Кезеной-Ам, где и разворачивались события, связанные с данным съездом мусульман Северного Кавказа и Дагестана. Он не считает правильным давать ему № 2 и напоминает, что Второй съезд Союза горцев Северного Кавказа и Дагестана прошел во Владикавказе в сентябре 1917 года.

Второй съезд Союза горцев Северного Кавказа и Дагестана