Союз и Довлатов (подробно и приблизительно)

Да, трудно назвать этот текст Довлатова безусловным шедевром. Сама его идея, конструкция не оставили автору возможности показать свои сильные стороны. Попытка очеловечить образ «правильного рабочего» провалилась. Сочетание брутальности, сознательности и иронии в Горелове выглядит неубедительно. «Интервью» в отличие от «классического Довлатова» выглядит затянуто-вымученным. Из того, что можно назвать относительными достоинствами.

Интересен прием, когда диалоги полностью лишены авторской речи и ремарок. Нет никаких «бросил острый взгляд», «рассеяно пригладил волосы». Технически достойная задача – не дать читателю потеряться в определении источника речи. В будущем лаконизм и отказ от «украшательств» станут стилеобразующими для прозы Довлатова. Пытаясь оживить текст, Довлатов вводит в него микроновеллу, хорошо знакомую нам по «Соло на ундервуде».

– Чем больше узнаешь, тем труднее вникать… Когда я был студентом, явился как-то раз к профессору на консультацию. А он зачет принимает. Название темы на доске «Образ лишнего человека в русской литературе». Двадцать гавриков строчат, не поднимая головы. Профессор меня и спрашивает: «Сколько бы вам понадобилось времени, чтобы осветить эту тему?» Я отвечаю: «Дней пять». «Ну вот, – говорит профессор, – вы бы управились за пять дней, мне двух лет мало, а им трех часов достаточно».

Хорошо, но как-то снова плохо бьется с образом «передовика». Кажется, что автор остановился на грани, за которой Горелов начнет декламировать Лорку и сделает несколько дельных замечаний о живописи кубистов.

Интересно, что в то время сам Довлатов оценивал «Интервью» не так уничижительно. В письме отцу он определил качество отправленных в журнал текстов так:

Один из рассказов – ничего себе, повесть хуже.

«Хуже» не означает плохо. Кроме того, показательно, что «Интервью» включается автором в готовившийся сборник. К его составлению Довлатов подходил с особой тщательностью, неоднократно заменял тексты, располагал их в новом порядке. «Интервью» в готовой верстке идет третьим, сразу после «Солдат на Невском», том самом «ничего себе» рассказе. Его «Юность» не стала публиковать. В переработанном виде он вышел в литературном приложении к «Новому американцу» в 1980 году, а потом перепечатан в знакомом нам «Демарше энтузиастов».

В любом случае, сам факт появления текста в «Юности» качественно изменял статус Довлатова в Эстонии. Сразу после выхода журнала Довлатов пишет письмо Людмиле Штерн. В нем явная досада от того, что «Солдаты на Невском» так и не увидели свет, несколько уравновешивается пониманием важности события в продвижении сборника:

Для меня и для местного издательства это сильный прецедент. Тут есть чиновники, которые текста не прочтут, а рожу и фамилию запомнят.

По поводу «рожи» и текста отклики последовали быстро. В том же письме Довлатов пишет о получении открытки с известной стихотворной рецензией на повесть:

Портрет хорош, годится для кино,
Но текст беспрецедентное говно.

Довлатов высказывает предположение об авторстве послания:

Это кто-то напрягся из тусклой челяди Б., я думаю.

Независимо от того, кто сочинил эту не самую изящную эпиграмму, она исходила из ленинградских литературных кругов. Удивляет общее отношение к Довлатову. Ему ставится в вину публикация конъюнктурной повести, вышедшей после почти десятилетнего обивания редакционных порогов с практически нулевым результатом. Интересно, что при этом явно «заказные» вещи известных советских авторов проходили под рубрикой «вывернутые руки писателя» или «все равно сумел сказать правду, мы все поняли». Цитирую: