Союз хищников

Людивина замерла на пороге.

Мужчине было едва за пятьдесят. Всклокоченные седые патлы, багровые щеки алкоголика. Брюхо, позорно вываленное на колени.

Этот мужик родился не в 1944 году.

– Это не Герт Брюссен, – сказала она, подойдя ближе.

Мужчина поднял на нее глаза, в которых горел странный огонек.

– Нет, я не Герт, – подтвердил он.

– Как вас зовут?

Он замялся.

– Все равно мы рано или поздно узнаем, – пригрозил Сеньон уже гораздо энергичнее и злее.

– Жан-Мишель. Монтиссон.

Людивина покачала головой:

– А где Брюссен?

– Я не знаю.

Она сделала к нему два угрожающих шага, но Сеньон ловко вклинился между ними.

Априкан напрягся.

– Тебя спрашивают, где Брюссен, – повторил Сеньон. Он говорил спокойно, но от этого становилось еще страшнее.

– Клянусь, не знаю. Он уехал еще летом, потом вернулся на два дня в сентябре, и дальше – все.

Он был растерян, напуган. Людивина ругнулась и вышла из комнаты.

Брюссен от них ускользнул. Они его упустили.

Тут вбежал, чуть запыхавшись, один из спецназовцев.

– Полковник, – сказал он, – прошу вас пройти.

– Вы его взяли?

Человек нерешительно мотнул головой: «Нет».

– Тогда что же?

– Мы нашли подвал, полковник.

– Да что там в подвале, говорите, черт возьми!

– У них тут не ферма. А бойня.

Лицо Априкана посуровело.

– Вряд ли вы видели что-то подобное, – добавил спецназовец. – Честно говоря, никто такого не видел.

52

На металлических балках в подвале повсюду висели гаражные лампы, от них синтетическими лианами свисали провода.

Здесь все было продумано. Прежде всего, стол из нержавеющей стали, слегка выпуклый по центру, чтобы жидкости стекали к краям, а затем по наклонным желобам – в пустое ведро из-под краски. Рядом со столом стояла железная тележка на колесиках, идеально чистая. Затем два верстака с полным набором домашнего умельца. Или начинающего хирурга. Дотошного гинеколога. Профессионального истязателя.

Дальше располагался длинный стальной прилавок, покрытый клеенкой, испещренной шрамами от ударов тесака, пилы для мяса, разделочного ножа и даже бензопилы; все эти инструменты были аккуратно разложены неподалеку, возле бутылей с дезинфицирующим раствором, хлоркой и прочими чистящими средствами.

Наконец, последнюю четверть помещения занимала огромная печь. К ней вел пандус с загрузочным люком, рядом виднелась куча угля. Две дверцы печи, как толстые губы, готовы были поглотить любые подношения.

Следователи шли вдоль стен, где качались вмазанные в каменную кладку цепи с кожаными браслетами на концах. Захваты были всех возможных размеров. Крупные – для широких взрослых рук, мелкие – для детских запястий.

Сколько людей прошло через этот ад? Сколько жизней оборвалось здесь за последние тридцать лет?

Людивина бродила и смотрела, онемев от ужаса. Клеенка разделочного стола была иссечена сотнями порезов, идущих внахлест, – свидетельств многочасовой работы по расчленению тел перед отправкой в печь. Некоторые зарубки были еще розоватыми, несмотря на усердные попытки отмыть кровь.

– Явно оттачивали мастерство, – мрачно прокомментировал Сеньон.

– Вероятно, работал Дитер Ферри, – сказал Априкан бесцветным голосом. – Похоже, столом не пользовались несколько месяцев.

– А может, и вся община, – предположила Людивина, увидев рядом с разделочным столом супницу и кастрюли.

Как далеко вышли они за рамки нормального поведения? До каких пределов раздвинули понятие свободы? В какую страшную, отвратительную семью сплотил их Дитер Ферри своей стальной рукой?

Никаких табу. Все дозволено. Извращений не существует, потому что любое желание в их глазах становилось законным и оправданным, абсолютно любое. Если хочется – попробуй, а вдруг понравится! И Ферри все это поощрял, ведь если человек чего-то хочет, он может.

Как далеко они зашли все вместе?

Людивина почувствовала, что с нее хватит, и вышла из подвала на воздух. Спецназовцы заканчивали осмотр каждого участка территории. Этого святилища Зла.

Она окликнула двух солдат, возвращавшихся к грузовикам:

– В зданиях еще кого-нибудь нашли?

– Кроме мужика, которого мы задержали, никого: здесь явно давно не живут. Несколько месяцев – наверняка.

Затем из подвала возник Априкан, на ходу диктуя по телефону приказ об аресте Брюссена.

Людивина увидела, как из сарая, расположенного чуть в стороне от здания фермы, вышли три жандарма; вид у них был подавленный. Она тоже подошла к деревянной хижине и потянула на себя скрипучую дверь.

Внутри было темно, посередине стоял стол, на нем – несколько склянок с химикатами и лотки с инструментами.

А потом она увидела их.

Десятки пастей. Или даже сотни.

Оскаливших свои огромные клыки.

Это были пасти животных, в которых Людивина сразу узнала собак. Они висели повсюду, занимая пространство от пола до потолка, трофеи вечной безжалостной охоты.