В Валь-Сегонде жили извращенцы, убийцы, насильники, педофилы – худшие представители рода человеческого, которые нашли между собой общий язык. Почти тридцать лет они постепенно собирались, организовывались, помогали друг другу, загоняли друг для друга «дичь», заметали следы, выстраивали структуру. У них существовал детский дом, где педофилы получали в свое распоряжение детей инуитов, были даже семейные пары, которые поставляли собственных детей в эту сеть, были дальнобойщики, которые выкрадывали женщин, а иногда мужчин или подростков где-нибудь на юге страны и даже в Соединенных Штатах. Все было прекрасно организовано. Они вербовали друг друга через благотворительные организации помощи заключенным, через тюрьмы, затем через интернет, они повязывали новых членов кровью, заставляя их убивать ради общей цели, – и все это время далеко на севере, на изолированной территории незаметно для всех процветал поселок Валь-Сегонд со своей администрацией и полицией, не отчитываясь ни перед кем.
Теперь все кончено. Даже испанский киллер, которого Людивина про себя называла Зарофф, был опознан и арестован местными полицейскими в северном пригороде Мадрида.
Все завершилось. Если только не окажется, что Джошуа Бролин прав и в мире есть другие такие же сообщества. Коммуны чудовищ.
Вдалеке хищная птица на мгновение замерла и камнем ринулась вниз, чтобы схватить добычу. Взмах крыльев, отчаянный писк, и птица снова взмыла вверх, сжимая в когтях чье-то тельце. Мелкий зверек был жив, но он замер и умолк, он сдался.
Людивина встала, от сидения на камне затекла спина.
По склону спускалась фигура великана с ребенком на плечах. Это был Сеньон.
Он выжил. Отсиживался всю ночь в каком-то закутке, пока не прибыла полиция. Он не изменился, в нем сохранились те же добродушие и бесконечная привязанность к семье. Иногда Людивине казалось, что и у него в глазах мелькает грусть, но в целом его жизнерадостная натура за короткое время взяла верх.
Людивина стала карабкаться по травянистому склону навстречу детскому смеху.
Силуэты Сеньона, Летиции и близнецов мешались с фигурами Микелиса и его родных.
Криминолог, прихрамывая, нес жене пачку чипсов.
Здесь были все, кто шел по следу Герта Брюссена с его ордой и остался в живых. Три свидетеля Зла.
Людивина засунула руку в карман джинсов и дотронулась кончиками пальцев до брелока.
Она не могла забыть Алексиса, по крайней мере, не перевернула эту страницу по-настоящему. Ей часто случалось по вечерам сидеть у его могилы и до сумерек разговаривать с ним. Людивина жила одна, довольно замкнуто.
Ей очень не хватало Алексиса. Он был не только коллегой, но и такой же, как она, одинокой душой; он ее понимал.
Людивина подошла к участникам пикника, и тут же ее окликнула Саша, дочь Микелиса. Девочка схватила ее за руку и потащила к расстеленным на земле одеялам.
Она хотела есть вместе с ней! Малышка ужасно привязалась к девушке.
Внезапная любовь, даже у детей – штука неконтролируемая.
Людивина, не возражая, взяла у Саши из рук тарелку с едой.
– Ешь сейчас же! – приказала светловолосая девчушка. – А то в последнее время ты что-то неважно выглядишь!
Микелис и его жена смущенно переглянулись и прыснули.
Людивина провела рукой по волосам девочки.
Да уж, дети не церемонятся.
– Ешь! А то ты подаешь детям плохой пример! – отчитывала ее Саша. – Дети же берут пример со старших!
Теперь уже Людивине не хотелось смеяться.
Девочка была права. Надо держаться. Взрослые – ориентир. И если на горизонте тучи, она, как взрослый человек, должна служить маяком, ведь взрослые за все в ответе. И за то, чтобы дети росли в покое и гармонии.
И чтобы им не было страшно.
Людивина тут же упрекнула себя за пессимизм.
Наблюдая за семьями Микелиса и Сеньона, она видела, с какой любовью они направляют свое потомство по правильному пути.
Семья – оплот.
Защита от насилия и смерти.
От реалий мира.
От пещерного зла.
Ришар Микелис понял это и покинул прежнюю работу.
И все же такие люди, как он и Джошуа Бролин, необходимы человечеству. Те, кто стоит на грани, кто дошел до собственных пределов, может заглянуть во мрак и понять его. Их что-то удерживает на светлой стороне, какая-то сила высшего порядка, твердость ядра, единения избранных. Если бы сдался Микелис, как долго продержался бы Бролин? Неужели только ценой личной отверженности и одиночества можно обеспечить обществу минимальный уровень бдительности, необходимый для выживания? Кто выберет по доброй воле такую одинокую, мучительную судьбу?
Может, Джошуа Бролин просто не нашел свою семью?
Поодаль смеялись дети Сеньона.
Будущее за ними, подумала Людивина. Найдет ли она когда-нибудь силы последовать их примеру? Достойна ли она счастья? Или однажды и она превратится в одного из таких дозорных? Неспокойных людей, одержимых опасностью. Есть ли в ней эта жилка?
Пока что она была одержима воспоминаниями.
Ведь призраки существуют, теперь она это знала, и они – воплощение нашего внутреннего разлада.
Она во многом была не в ладах с собой.