При этом не было жесткой грани, отделявшей позицию конституционалистов от их славянофильствующих коллег. Так, один из основателей Союза освобождения конституционалист Н. Н. Львов определял свои политические взгляды следующим образом: «Que c’est l’invasion des idées liberales dans une tête féodale»[5]
. В университете Львов, по собственному признанию, был «белоподкладочником» (то есть он, будучи студентом, всячески подчеркивал свою «благонадежность», враждебность к оппозиции). Львов изменился в дни трагических событий на Ходынском поле. Но и после 1896 года об Александре III он отзывался с неизменным почтением, а нелюбимых общественностью земских начальников считал «идущими от народа». На съезде же Союза освобождения в Шаффгаузене в 1903 году Львов убежденным демократам доказывал недопустимость «прямолинейного применения демократических принципов»: «Все для народа, но не все через народ».В то же время славянофил граф Д. А. Олсуфьев в студенческие годы был оппозиционером весьма радикального толка. По окончании университета он уже склонялся в пользу славянофильства. Перелом в мировоззрении произошел под влиянием князя Г. Е. Львова, в недалеком будущем — члена Союза освобождения. Славянофильство Олсуфьева имело своеобразные черты. Сам он аттестовывал свои взгляды как «славянофильски-народнические». В священной триаде (православие, самодержавие, народность) он заменил третий элемент — народность — на народничество.
Прогрессивное монархическое народничество — вот было наше тогдашнее направление: деревня, хозяйство и общественная деятельность около народа, разделяя политические и духовные идеалы; а таковыми мы считали тогда православие и самодержавие на мистической его основе, —
так Олсуфьев характеризовал свои и Львова взгляды в 1890-е годы. На тот момент его монархизм имел глубоко демократические основания.
В Саратовском земстве существовали две партии. Одну, консервативную, возглавлял демократ по убеждению и в силу семейной традиции, в прошлом убежденный либерал, в будущем — конституционалист граф Д. А. Олсуфьев. Во главе прогрессивной партии стоял, по выражению А. А. Корнилова, «старозаветный русский дворянин», в прошлом «белоподкладочник», а ныне либерал с «феодальной головой» Н. Н. Львов. Подобное противостояние представляется символичным. Между позицией Львова и Олсуфьева пропасти не было. «Политическая философия» каждого из них представляла собой открытую систему, подверженную внешним влияниям и способную интегрировать разнородные элементы. Она была во многом эклектичной, но при этом недогматичной и гибкой.
Тактика «Беседы» предполагала диалог с существовавшей властью, которая в целях своего самосохранения должна была осознать необходимость идти на уступки рационально мыслившим представителям общественности. В противном случае, по мнению «собеседников», стране грозила неминуемая революция, чреватая катастрофическими последствиями как для власти, так и для общества. Вероятные сценарии были подробно рассмотрены в докладе Н. Н. Львова на заседании кружка 22 августа 1902 года. По его словам,
революционное движение имеет целью дать обществу все реформы в государственном строе сразу, а поэтому дает их всегда скомканными, недостаточно продуманными, слишком теоретичными.
Такие преобразования не решают накопившиеся проблемы, а лишь создают новые и тем самым способствуют обострению кризиса. Кроме того,
когда вспыхнет революция со всеми ее ужасами и несправедливостями, то естественно, что вся благомыслящая часть общества, ныне враждебно относящаяся к правительству, бросится за помощью к этому же правительству, ища в нем средства к спасению общественного спокойствия и безопасности.
В итоге должна была установиться реакция, последствием которой стала бы окончательная дезорганизация общественной и политической жизни.
Чтобы побудить правительство к реформам, «Беседа» старалась использовать имевшиеся в ее распоряжении механизмы давления на власть. Прежде всего, «собеседники» могли рассчитывать на общественное мнение, которое следовало предварительно сформировать. Уже на первом заседании они пришли к выводу, что их