Союз освобождения. Либеральная оппозиция в России начала ХХ века

Плеве знал, что за опоздание в реформах расплата близка, он высчитывал, сколько обычно бывает неудачных покушений, и высчитал, что следующее покушение на него будет его смертью. Не проще ли в такой обстановке даже заядлому карьеристу уйти со сцены? Никто, обвиняя Плеве, никогда не подумал, особенно Витте в своих воспоминаниях, какие же причины побуждали Плеве оставаться на своем посту уже будучи приговоренным к смерти. Не следует ли эти причины назвать их настоящим именем — «благородное сознание своего долга»? Ведь если карьерист-воин, дослужившись до высоких должностей, не бежит от службы после объявления, хотя бы и гибельной беспобедной войны, то он получает к названию «карьерист» еще и эпитет «герой».

Плеве долго был «вторым» в Министерстве внутренних дел, никак не становясь «первым». Возникал естественный вопрос: как один человек мог с успехом быть сотрудником у таких разных людей, как М. Т. Лорис-Меликов, Н. П. Игнатьев, Д. А. Толстой, И. Н. Дурново? С неизбежностью возникало подозрение в беспринципности Плеве. Самому же «вечному» товарищу министра оставалось лишь молча мечтать о министерском портфеле. Одна дама как-то спросила Плеве, почему его не назначают министром. Последовал ответ, в итоге оказавшийся пророческим: «Подождите, вот как последует несколько выстрелов в министров, тогда подумают и обо мне».

Когда Плеве был назначен, он хотел перевести с собой и своего старого сотрудника и доверенного человека — экспедитора Государственной канцелярии И. Т. Таточко. В бытность Плеве государственным секретарем через него проходили все дела личного состава Государственного совета. Все знали, что Таточко нем как рыба и ни с кем не поделится государственной тайной. Трудолюбие и знание канцелярского позволило ему сделать неплохую карьеру, несмотря на то что у него не было высшего образования. Теперь же Таточко, к удивлению Плеве, упорно отказывался от повышения. Министр попросил объяснений. Чиновник долго мялся и наконец сказал:

Вас ведь, ваше высокопревосходительство, скоро убьют, и я останусь ни при чем. Новый министр возьмет на мое место своего человека, а я лишусь всякого места, да и пенсии той не получу, на которую я могу рассчитывать.

В итоге Плеве, не желая отказываться от услуг столь полезного сотрудника, настоял на том, чтобы пенсия Таточко была определена вперед, еще до выхода в отставку.

Фигура Плеве отчасти таинственна: многие обстоятельства его биографии еще не исследованы, его подлинные мотивы не всегда очевидны. И все же едва ли имеет какую-либо научную перспективу реконструкция психологического портрета этого государственного деятеля. Его собственные, подчас весьма противоречивые высказывания не позволяют создать простой, одномерный образ. Интереснее другое: деятельность Плеве на высших государственных постах была сопряжена со значимыми институциональными преобразованиями (или их проектами), за которыми стояло особое понимание политических процессов в России и путей их регулирования.

Даже сочувствовавшие Плеве лица отказывали ему в способности подниматься до вопросов государственного строительства. Чиновник особых поручений при статс-секретаре Великого княжества Финляндского (которым как раз был Плеве), профессор Э. Н. Берендтс в частных беседах прямо говорил о своем начальнике, что «в суждениях своих он ума и такта государственного человека не обнаруживает». По словам В. И. Гурко, он был лишь «огромный чиновник».

Тем не менее у Плеве был свой взгляд на многие явления. Согласно воспоминаниям все того же Гурко,

русский народ — его серая земледельческая масса — ему представлялся в виде загадочного сфинкса, и он любил говорить, что будущее России зависит от того, насколько государственной власти удастся верно разгадать его затаенную сущность.