Земельный, рабочий, национальный и другие вопросы вставали во весь рост и подразумевали необходимость принципиального решения. В бюрократических кругах не боялись такого подхода. Проблема заключалась в том, что один сюжет «цеплял» другой, одно преобразование подразумевало следующее. И все вопросы правительственной политики так или иначе стягивались в один: о будущем существовавшего политического режима. Его перспективы оценивались пессимистически всеми: и социалистами, и либералами, и даже консерваторами. При этом в высшей бюрократии политическая повестка была невозможной. Это не значит, что ее не было, это значит только то, что она была своего рода «фигурой умолчания». О ней практически не говорили, но всегда имели в виду. 9 октября 1904 года издатель газеты «Право» И. В. Гессен объяснялся с начальником Главного управления по делам печати Н. А. Зверевым, который проводил нехитрую мысль: «Вы можете писать, что Вам угодно, критиковать существующие порядки, как Вам угодно, но только не о конституции».
Но не говорить о ней не получалось…
14 января 1902 года на Министерство внутренних дел была возложена обязанность пересмотреть законодательство, регламентировавшее жизнь крестьянства. С. Ю. Витте, отстаивавший интересы собственного ведомства — Министерства финансов, не собирался выпускать это дело из своих рук. 22 января 1902 года под председательством самого Витте было образовано сельскохозяйственное совещание, получившее характер надведомственного учреждения. Оно было названо Особым совещанием о нуждах сельскохозяйственной промышленности. Министр финансов рассчитывал быстро и окончательно разрешить вопросы, волновавшие сельскую Россию. Конечно, он бы опередил МВД во главе с его руководителем Д. С. Сипягиным. Однако случилось непредвиденное: Сипягин был убит. Новый министр — Плеве — был настроен решительнее и делиться сферой своих прерогатив с министром финансов не собирался.
Чиновник Министерства финансов Е. Дементьев писал И. Х. Озерову в 1902 году:
Назначение Плеве для нас было ударом; наше Министерство не знает, как к нему подступиться и положительно боится его, а Ковалевский, в частности, ненавидит его и боится вдвойне (из довольно компетентного источника я слышал, что Плеве считает его не государственным деятелем, а «государственным шарлатаном»). Какой политики будет держаться Плеве, никто не знает и даже сплетен по этому поводу мало. Ясно одно: он слишком умен, тактичен и осторожен, чтобы ограничиться одними репрессалиями и прать на рожон, как Сипягин. Не подлежит сомнению, что он даст нечто положительное. Очень и очень многие думают, что он переведет фабричную инспекцию к себе. А наш несомненно ее отдаст (знаю это положительно), ибо ему надоело, да и вредно для его положения ссориться с Министерством внутренних дел из-за инспекции, когда ему по более серьезным причинам надо быть с ним в дружбе. Но пока Плеве флага еще не выкинул, а потому все вопросы и дела отложены, говорится откровенно, «до выяснения, какое займет положение Плеве».
Желая сохранить инициативу в своих руках, Витте перевел работу совещания на качественно новый уровень, инициировал создание местных сельскохозяйственных комитетов. Причем, к удивлению многих, комитетам была предоставлена возможность коснуться «вопросов общего правопорядка и общего управления, поскольку таковые отражаются на сельском хозяйстве и местной жизни вообще».
Обосновывая необходимость подобных совещаний, Витте говорил с Плеве буквально словами земцев: