Союз Сталина. Политэкономия истории

«Перегибы осуществлялись Сталиным», «Сталин перестраховывал дело», пояснял В. Молотов, «много людей шатающихся в политическом отношении», «трудно провести линию, где правильно, где неправильно, а чекисты на всякий случай забирали… И тут много хороших людей пропало»; «Остановиться мы не могли…, не было никакой возможности откладывать, в некоторых случаях висело дело на волоске…», при этом, вновь повторял Молотов, «неизбежные, хотя и серьезные излишества в репрессиях (были), но у нас другого выхода в тот момент не было»[2141]. «Мы обязаны тридцать седьмому году тем, — указывал он, — что у нас во время войны не было «пятой колонны»»[2142].

Подтверждением этих опасений служили и откровения немецких генералов: Гитлер «исходил из предположения, что ему удастся разгромить Советский Союз в военном отношении в течение одной кампании. Но вообще если это и было возможно, — замечал фельдмаршал вермахта Э. Манштейн, — то только в том случае, если бы удалось одновременно подорвать советскую систему изнутри»[2143]. Свое мнение, о причинах того, почему эта попытка не удалась, бывший посол США в СССР Д. Дэвис высказал после нападения Германии на Советский Союз, когда у него спросили: «А что Вы скажете относительно членов пятой колонны» в России?» Он ответил: «У них нет таковых, они их расстреляли»[2144].

* * * * *

Но одного только внешнего фактора, даже такого, как потенциальная угроза войны, было бы недостаточно, чтобы репрессии приняли настолько ожесточенный характер. Должен был быть еще внутренний фактор, который, вместе с внешним, создавал бы прямую и непосредственную угрозу стабильности государства. Этим фактором стал голод 1936 г.:

Голод 1936 г

В падении Робеспьера и с ним в поражении революционной демократии, «самым решающим фактором являлись продовольственные затруднения, вызванные в большей своей степени двумя неурожайными годами».

Х. Раковский, 1929 г.[2145]

По статистическим данным 1936 года, валовый сбор зерновых составил 82,7 млн. т.[2146], а урожайность ~8 ц/Га, что было в среднем всего на 10 % ниже уровня официальных данных по урожайности за 1933–1936 гг. Но уже «летом 1936 года пришла плохая весть — неурожай зерновых… С ноября-декабря 1936 года в Москву в НКВД из секретно-политических отделов его местных управлений потоком пошли спецсообщения «о продовольственных затруднениях в колхозах»»[2147].

В продовольственном кризисе, приходит к выводу Е. Осокина, «главную роль сыграли заготовки», в результате которых «колхозы остались без хлеба»[2148]. Однако согласно, пересчету данных по урожаям за 1933–1939 гг., сделанному в 1960-х гг., урожай 1936 г. составил всего 55,8 млн. тонн, а урожайность — в 5,4 ц/Га[2149]. Такой уровень урожайности гарантировал — неизбежно влек за собой наступление голода.

Сводки областных УНКВД в феврале 1937 г. сообщали: Куйбышевской обл.: «отмечено 10 случаев смерти на почве голода. Имеют место факты опухания, употребления в пищу мяса павших животных, различных суррогатов и заболевания колхозников от недоедания… растут детская беспризорность и нищенство»; Воронежской обл.: «в связи с продовольственными затруднениями отмечен ряд случаев употребления колхозниками в пищу различных суррогатов. В некоторых селах колхозники, не имея хлеба, убивают продуктивный скот и питаются исключительно мясом. Отдельные колхозники от недоедания опухают»; Ленинградской обл.: на почве нехватки хлеба «имеет место распространение провокационных слухов и антисоветских высказываний…: «Хлеба нет, сидишь голодная. Во всем виноваты Советская власть и Сталин»»[2150].

«В Ивановской области голод…, — записывал М. Пришвин в марте, — если кончается хлеб: все кончается…»[2151]. В Белоруссии «появились очереди за хлебом»[2152]. Чтобы исправить, по словам Ю. Жукова, «близкое к катастрофическому положение», 2 августа Политбюро утвердило постановление «Об оказании помощи колхозному крестьянству Белоруссии»[2153].

Может показаться, что голод, тем более даже далеко не приобретший таких масштабов, как голод 1921 или 1931–1932 гг., не мог оказать существенного влияния на начало Террора, однако в конкретных исторических условиях голод 1936–1937 гг. сыграл свою роль. Подтверждением этих выводов мог служить пример Германии: