Союз Сталина. Политэкономия истории

Спешить вынуждали стремительные темпы развития Советского Союза, которые приводили Гитлера к тем же выводам, к которым в 1914 г. приходил Вильгельм II: упредить опережающий рост России — в этом состоял главный вопрос, указывал Геббельс в январе 1937 г.: фюрер «объясняет напряженность, указывает на силу России, рассматривая наши возможности…, надеется, что у нас будет еще 6 лет, но, если подвернется очень хороший случай, мы его не упустим»[2352].

В марте 1940 г. письме Муссолини, Гитлер вновь повторял: «относительно востока наша ситуация могла бы только ухудшиться»[2353]. 13 декабря 1940 г., Гальдер фиксировал: «Решение вопросов о гегемонии в Европе упирается в борьбу против России». «Особенно важен для разгрома России, — констатировал 9 января 1941 г. Гитлер, — вопрос времени»[2354]. Цели этой войны Гитлер указал еще до своего прихода к власти: «Восток будет для Западной Европы рынком сбыта и источником сырья»[2355].

Уверенность в успехе придавало сопоставление с опытом Первой мировой войны: «если бы тогда главные военные силы Германии были направлены на Россию, а не на Францию, — замечает американский историк Р. Уорт, — то в 1914 году она потерпела бы настоящий крах»[2356].

Во время Первой мировой войны против России было выдвинуто 45–50 % всех дивизий Центральных держав[2357]. Но на практике их боевая сила была значительно меньше, поскольку доля немецких дивизий, на Восточном фронте составляла в среднем ~ 60 %, а австро-венгерских ~ 40 %. В Русской армии одну немецкую армию по боеспособности приравнивали к 2–3 австро-венгерским[2358].

О сравнительной боеспособности войск говорило и количество пленных: немецких с начала войны по 1 сентября 1917 г. составило ~ 160 тыс. человек, а австро-венгров в 10 раз больше — более 1 700 тыс. человек[2359]. По оценке участника и историка Первой мировой ген. Н. Головина, в августе 1914 г. против России действовал 21 % реальных «германских сил», а в 1915 г. в среднем — 35 %[2360][2361]

22 июня 1941 г. против СССР было развернуто 87 % всего состава действующей армии Вермахта, без армий союзников[2362]. Но «Советский режим не только не рухнул, подобно царскому, — отмечает А. Туз, — но и оказался способен вынести намного большие потери, чем остальные участники войны»[2363]. Действительно в 1941 г. немецкое вторжение встретила совсем другая армия, чем в 1914 г.: не может быть более показательного «резкого контраста», подчеркивают этот факт британские экономические историки П. Гатрелл и М. Хариссон, чем между имперской и советской Россией в Первой и Второй мировой войне[2364].

И прежде всего это касалось боевого духа армии: