Союз трёх императоров

Ведя беседу, друзья-мичмана прогуливались по Корниловской набережной. Солнечный день был наполнен сочными летними красками: по ярко-синей, шероховатой от мелкой ряби Артиллерийской бухте взад-вперёд ходили яхты; белые треугольники их парусов сходились, расходились, наслаивались друг на друга… Этой умиротворяющей картиной можно было любоваться часами – казалось, она не надоест глазам никогда. Чуден Крым при тихой погоде!

– Нет, в самом деле: давай представлю тебя этому прелестному созданию! Зовут её Настей. Кажется, она собирается гостить в Севастополе до конца августа – у тебя будет достаточно времени насладиться её обществом. А я себе лучше подыщу дамочку попышнее и попорочнее! – Казанова аж причмокнул губами от предвкушения.

– Ха! ПОПЫшнее и ПОПАрочнее! – передразнил его Мунивердич и широко развёл руки, словно рыбак, хвастающий уловом. – Знаю я твои извращённые вкусы!

Казанцев выполнил своё обещание. Через два дня они встретились у лестницы, ведущей на Мичманский бульвар. Мунивердич только что вернулся от стоматолога и теперь сверкал золотым зубом. Казанцев представил ему симпатичную девушку в светлых кудряшках и пышном летнем платье из белой кисеи. Настоящая кисейная барышня.

– Это Настя. А это – наш герой Гремислав.

– Гремислав? Какое интересное имя!

– И оно совсем не случайно! Слава об этом человеке будет греметь по всей России. Смотрите: блестящий офицер, отважный авиатор, прекрасный спортсмен и просто красавец! Покоритель неба, каждый день взирающий на нас с высоты птичьего полёта!

От такого потока комплиментов Мунивердич засмущался:

– Ну, ты у нас красноречив, прямо как Цеппелин… То есть как Цицерон, миль пардон!

Над стихотворной оговоркой лётчика все дружно посмеялись. Никто ещё не знал, что это была оговорка «по Фрейду».

Решили зайти в кафе «Варшавская кондитерская», заказали кофе-глиссе с мороженым. Поболтав о пустяках, Казанцев вдруг заявил, что ему скоро заступать на вахту и надо спешить на корабль. Он откланялся и ушёл, и Гремислав, оставшись с Настей вдвоём, предложил:

– В биоскопе «Лотос» демонстрируют фильму «Песнь торжествующей любви» с Верой Холодной в главной роли. Приглашаю вас её посмотреть. Начало сеанса через полчаса.

Биоскопом или электробиографом в те годы именовали кинотеатр. Против его посещения Настя не возражала.

* * *

Следующую неделю Казанцев провёл на корабле. Сначала он как врид минного офицера руководил окраской торпедных аппаратов (те покрывали специальным составом – «мумией шведской»), затем «Дерзкий» выходил в море на уничтожение девиации компасов. После возвращения к Минной стенке принимали «мокрую» провизию – это хлопотное занятие опять же выпало на вахту Казанцева.

Когда же Казанцев сошёл, наконец, на берег, то не узнал своего друга. Мунивердич сиял и говорил лишь о Насте, называя её Ласточкой. И явно не только потому, что она носила фамилию Ласкова. «Всё гораздо трагичнее, – подумал Вова-Казанова. – Кажется, Мундель влюбился по уши!».

– Уж не собрался ли ты жениться, друже?

Друже в ответ пробормотал что-то невнятное: мол, пока не думал. М-да…

Вообще-то в описываемые времена военным для вступления в брак требовалось разрешение начальства. Морским офицерам дозволялось жениться лишь по достижении 23-х лет и при условии наличия недвижимого имущества, дающего в год не менее 250 рублей чистого дохода. Мунивердич этим требованиям не удовлетворял. Ему, как и Казанцеву, было 22 года, а родовая недвижимость, представленная домом на Малой Невке и дачей в Стрельне, делилась на пятерых прямых наследников (у Гремислава было двое старших братьев и две сестры). Но в то же время ни для кого не секрет, что не существует таких правил, которые нельзя было бы обойти. Или просто проигнорировать.

Казанцев искренне считал, что для настоящего моряка жена, дети, домашний скарб – просто обуза. Раз уж ты выбрал профессию морского офицера, то осёдлая семейная жизнь не для тебя. Поэтому своего влюблённого друга он засыпал насмешками, под которыми скрывалась подсознательная ревность. При этом Казанова утверждал, что сам если и женится, то лишь тогда, когда его мундир отяжелеет от наград, а на его погонах будут красоваться орлы (то есть когда он станет адмиралом).

– Моряку – якорь, летуну – парашют. А парашют мне напоминает пышную юбку твоей Настеньки, – в очередной раз уколол Мунивердича Казанцев и после паузы добавил: – Однако я бы не спешил прыгать с ним в омут!

Но окрылённый Мундель сделал вид, будто не понял друга, и отпустил в его адрес ответную «шпильку»:

– Ты угадал: изобретателю Котельникову идея парашюта пришла в голову в тот момент, когда он наблюдал за дамами, юбки которых случайно наполнил ветер… Заметь: приятное зрелище задранных юбок и оголившихся ножек навело на мысль о чрезвычайно полезном приспособлении. А вот у одного мичмана – не будем показывать пальцем – вид любой юбки заставляет мозг работать в совсем другом направлении!