Его губы склеила лента, зубы скрипели о пластик большой трубки, вставленной глубоко в глотку, и ему пришлось лишь мучительно выть, дергать руками-ногами в тщетных попытках вырваться. От этих движений тупая боль разрослась в заднице и бедрах. Он не сразу понял, что в анус ему была введена еще одна трубка. Его буквально распяли на столе, разместив на нижней его части, ягодицы были на самом краю.
Послышались шаги. В дальнем углу часть потолка исчезла, в образовавшемся проеме показались ноги. Секунду спустя пред жертвой предстал мучитель, чем вызвал новый приступ паники и завываний. Отросшие волосы мужчина убрал в милый хвостик на голове, но в купе с медицинским халатом, на котором виднелись застиранные бурые пятна, и перчатками, которые Ким держал а-ля хирург, создавалось устрашающее впечатление. Следом за Дже в подпол спустился и Юнхо. На его лице как всегда не было и тени эмоций.
— Как себя чувствует пациент? — Джеджун ослепил мужчину фонариком, удовлетворенно кивнул. — Реакция есть. Состояние, кажется, стабильное.
— Приготовить раствор?
— Конечно. Этот ублюдок все вылакал, — Дже склонился над Ихваном. — Так всю воду на падлу переведем, чай хрен заваришь. Слышь, тварь, скажи мне спасибо, я тебе задаром кишечник промыл от токсинов и камней.
Джеджун надавил ладонью на вспученный мочевой пузырь жертвы. Ха зашлепал губами, зачавкал, но не смог и слова произнести из-за обилия тряпки, зажатой в зубах. Ему было безумно больно. Моча устремилась в катетер, едва не сорвала трубку. Дже ухватил мужчину за член, сжал и безжалостно впихнул катетер глубже. На глазах Ха выступили слезы. Желтизна в пакете окрасилась красными разводами. Дже вновь надавил, уже двумя руками, разумеется начихав на правильность действий. Кишки возмутились подобному отношению, и исторгли из себя разжиженное дерьмо, которое устремилось в огромный пакет, стыренный из клиники практически две недели назад. Ихван закатил глаза, ему явно стало легче от того, что удалось слить баки.
— Зачем, спрашиваешь, клизма? Ну так, Пынхэ знатно обделался, мы еле проветрили после него.
Юнхо не удержался от улыбки, стоя спиной к жертве и намешивая соль в банке с водой.
— Меня зовут Джеджун. Узнаешь? — Ким проверил, не капает ли дерьмо на пол, потом обошел стол и бесстрашно взглянул в глаза мрази. — Помнишь, как пихал в меня свой огурец десять лет назад?
Ихван замотал головой так поспешно, что видно было, что он лжет. Дже подобная реакция удовлетворила. Взглянув на Юнхо, он спросил.
— Готово?
Чон подошел к столу, поставил трехлитровую банку с мутной водой рядом с головой Ха. Джеджун вставил в трубку во рту мужика воронку.
— Советую не дергаться и быстро глотать, иначе можешь блевануть от соли. Сам понимаешь, сдохнуть, захлебнувшись собственной рвотой, совсем не круто.
Юнхо поднял банку и начал медленно, но верно, наливать раствор в воронку. Ха морщился и хлюпал, стонал. Его кадык быстро двигался. Джеджун наблюдал, как пальцы Ихвана сжимаются и разжимаются, дрожат и карябают столешницу. Его живот раздувался, как у жабы. Давая ублюдку кратковременный отдых, Чон постепенно влил все три литра.
Первый день Дже истязал своего мучителя клизмой с соляным раствором, хоть это и было лишь подготовкой к настоящим зверствам. Под утро Ким спустился в подпол, разбудил ублюдка бряканьем металлического пресса. Ха был измочален, страдал от жажды, ведь рот разъело от соли. Джеджун уместил пресс на краю стола, затянул до скрипа. Ихван забубнил что-то, но Ким его игнорировал.
Сменив пакеты с парашей, Дже хотел уйти, но передумал. Натянув на руки перчатки, он взял вялую сосиску мужика, поднял на живот. В несколько поворотов он разжал пресс, оттянул волосатую мошонку жертвы и поместил между двумя железками. Зажал. Ха забулькал, завертел тазом, словно бы мог выскользнуть из зажима.
— Не вертись, а то оторвешь.
Джеджун медленно поворачивал ручку, наблюдая, как бледнеют конечности мужчины. Его лицо наоборот начало краснеть.
— Как ощущения? Нравится? Нет?! А ты был уверен, что я кайфую, когда зажимал мои яйца в кулак. Я вопил, боялся, что ты по пьяни их покрошишь, а ты ржал! Почему сейчас не смеешься?!
— Помогите, — прохрипел Ихван вполне отчетливо несмотря на трубку во рту.
Джеджун указательным пальцем впихнул выскальзывающее яичко обратно.
— «Боль делает тело чувствительным и чувственным». Кажется, именно эти слова ты повторял, пытаясь пропихнуть в меня кулак. Вы поспорили, влезет он в меня или нет. Увы, ты проиграл. Оказалось, что три дня бесконечного насилия не порвали меня настолько, чтобы затолкать это бревно внутрь… Да-ааа, ты полбутылки смазки извел, лошара.
— П-помогите!
Дже оставил в покое пресс, отошел в угол. Порывшись в коробке, вытащил полиэтиленовый мешок. Вернувшись к пленнику, он поднес руку к свету, чтобы видно было содержимое. Ихван задрожал и снова описался — в мешке лежали зубы. Джеджун взглянул на них, потом на Ха, и снова на мешок.
— Узнаешь этот клык? А этот? А вот тут у нас короночка. Пынхэ здорово потратился на нее, надо же, цельнокерамическая. Или она принадлежала Дживону?