Сохраняя веру (Аутодафе)

На мой взгляд, лучшим из того, что мы видели, было трехэтажное здание из розовато-белого иерусалимского камня, со временем посеревшего. Его вполне можно было бы превратить в общежитие примерно для шестидесяти учеников ешивы, и они могли бы ходить в школу пешком. Но сегодня у ребе Бернштейна, бодрого и щепетильного в денежных делах преемника гнусного Шифмана, появилось для моего дядюшки какое-то новое предложение, а тот захотел непременно привлечь меня к его обсуждению.

Предоставив Эли самому себе (он радостно направился в пиццерию «Риччи» на улице Короля Георга: для мальчика, выросшего в кибуце, он неплохо соображал, где знакомиться с девчонками в большом городе), мы расположились в кабинете директора школы. За чаем ребе Бернштейн представил нас стройному джентльмену в черном сюртуке по фамилии Гордон. Тот повесил на доску объявлений карту и начал свою презентацию.

— Перед вами, достопочтенные господа раввины, великолепное новое поселение Армон-Давид. Спроектированное с широкими улицами, с расчетом на использование лучших стройматериалов, оснащенное самыми современными удобствами. И поверьте мне, ваши соседи будут самыми ортодоксальными из ортодоксальных иудеев!

Он выдержал паузу, давая нам возможность оценить все эти достоинства.

— Более того, по новой дороге, которую обещает построить Министерство жилищного строительства, можно будет за каких-то двадцать — максимум за тридцать минут доехать на автобусе до места, где мы с вами находимся.

Будучи наивным туристом, охваченным восторгом от близости к святым местам, я поначалу воодушевился идеей размещения школьного общежития не только в реальной досягаемости, от Меа-Шеарима, но и в здании с просторными комнатами и в окружении зелени. Я по опыту знал, что воспитанники ешивы так пашут, что им не помешал бы по-настоящему свежий воздух.

Но тут меня осенило: если закрыть глаза на стремление застройщика приукрасить положение дел, новый район будет намного дальше от Иерусалима, чем хотелось бы. На самом деле мне стало казаться, что он подозрительно близок к арабским поселениям Дар-Мусса и Зейтуния.

Это побудило меня задать вопрос:

— Ваши слова звучат довольно заманчиво, но нельзя ли уточнить, по какую сторону от Зеленой линии будет располагаться новый район?

Гордон был страшно оскорблен.

— Неужели сын великого рава Моисея Луриа — да будет благословенна его память! — верит в какие-то абсурдные территориальные споры? Всю эту землю Всевышний отдал нашему народу!

Я едва удержался, чтобы не спросить: если эту землю нашему народу дал Господь, то почему ты, приятель, торгуешь ею повторно? Но у меня были и более важные соображения. Я обратился к Саулу, но адресовал свои слова всем присутствующим:

— При всем моем уважении к градостроительным талантам господина Гордона, боюсь, у Бней-Симха есть определенные обязанности. Ты согласен, дядя Саул? Я хочу сказать, если мы переберемся в Армон-Давид…

— …то у вас появится место для размещения сотни учащихся! — моментально перебил Гордон с легким испугом в голосе.

— Не в этом дело! — огрызнулся я, продолжая обращаться к дяде. — Если мы решим строить общежитие для воспитанников за Зеленой линией, это будет воспринято как политический акт. Это будет означать, что наша община одобряет захват арабских территорий.

Гордон не уловил моего отрицательного отношения к этому. Или сделал вид, что не уловил.

— Иными словам, — загудел он, — вы не только получите великолепный жилой комплекс, но и внесете вклад в борьбу за расширение государства Израиль!

Все глаза устремились на моего дядю Саула. Тот погладил бороду и спокойно ответил:

— Я не верю в борьбу — ни в прямом, ни в переносном смысле. Дэнни прав.

Гордон прямо-таки зашипел от негодования. Нарочито избегая моего взгляда, он направил свои доводы на самое слабое в его представлении звено в нашей цепи — миниатюрного ребе Бернштейна.

— Только подумайте, какой разразится скандал, если люди узнают, что нынешний зильцский рав отвергает право нашего народа даже на пядь святой земли!

— Прошу меня извинить, господин Гордон, — негромко, но твердо сказал Саул, — что-то я не припомню, чтобы произносил глагол «отвергать». Пока вы осыпаете нас обвинениями, позвольте вам напомнить, что основополагающим принципом существования для любого еврея является «пикуах нефеш» — то есть уважение к человеческой жизни.

Молодец дядя Саул! Я ввязался в бой на его стороне:

— Вы, господин Гордон, несомненно, помните книгу Левит, глава девятнадцатая, стих семнадцатый? «Не враждуй на брата твоего в сердце твоем». Этого вполне достаточно, чтобы признать ваши предложения неприемлемыми.

Может показаться невероятным, но в ответ проектировщик поспешно сложил свою карту и сердито удалился, бросив на прощание одно только «Хм-м!», которое означало, что Бней-Симха есть сборище духовных банкротов, отступников от дела подлинных иудеев, пусть себе отправляются всем скопом назад, в Бруклин, такие-сякие.

Какое-то время мы сидели молча. Ребе Бернштейн смотрел на моего дядю с улыбкой облегчения.

— Благодарю вас, рав Луриа, — сказал он.

Дядя улыбнулся мне.