Сохраняя веру (Аутодафе)

Он надолго замолчал.

В такой близости от римского Форума Аскарелли всегда разбирало красноречие. Вот и сейчас старика было не остановить.

— Тебе не кажется удивительным, что институт папства является единственным в современном мире, сохранившим атрибуты двора эпохи Возрождения? Только здесь продвижение основывается на личных талантах. Мой хороший друг Ронкалли — Иоанн XXIII — был сыном бедного крестьянина из Бергамо. А Лучиани — Иоанн Павел I — сыном рабочего-иммигранта. Мой отец даже несколько раз нанимал его сезонным работником на виноградники. Но что самое главное, — добавил писец Ватикана со смешком, — наша Церковь трижды избирала понтификом еврея!

— Что?! — Тим решил, что старик в очередной раз решил его разыграть.

— Род Пьерлеони, — уточнил тот. — Когда-то они жили в римском гетто. Затем, после того как святой водой были окроплены надлежащие места, они принялись плодить отцов церкви. Из них вышли папы Григорий VI, Григорий VII и Анаклит II. Так что ничего страшного не произойдет, если ирландский парень из Бруклина…

— Отец Аскарелли! — жалобным голосом взмолился Тим. — С чего вы взяли, что мои амбиции простираются так далеко?

Писец внимательно посмотрел на своего воспитанника.

— Это читается в твоих глазах, Тимотео. Когда я в них смотрю, то вижу одно — тоску. Иной причины для подобной печали я не нахожу.

72 Тимоти

Тим вернулся в свою новую шикарную резиденцию в жилых корпусах Североамериканской коллегии уже под утро, когда небо окрасили нежные нити зари. Под дверь ему был подсунут фирменный конверт, в котором оказалась карточка с печатью папы и припиской от руки: «Его Святейшество просит Вас принять участие в торжественной мессе в понедельник, 27 мая, в шесть часов».

Тим взглянул на часы. Он едва-едва успевал побриться и переодеться.

Однако уже без четверти шесть он стоял в нелепо модернистской папской часовне, свежий и бодрый благодаря испытанному сочетанию кофеина с адреналином.

Группа монашек, ведущих хозяйство папы, с ног до головы в черном, если не считать вышитого красного сердечка на груди, уже стояли на коленях и молились.

Ровно без пяти минут шесть вошел понтифик, за ним следовали три или четыре священника в разных облачениях. Смерив взором нового архиепископа, папа улыбнулся и протянул правую руку:

— Benvenuto, Timoteo[86].

Тим хотел приложиться губами к перстню Его Святейшества, но тот возразил:

— Не нужно, мы же собрались молиться. Перед Господом мы все равны.

По окончании службы понтифик рукой поманил Тима за собой. Они вошли в обитый бархатом лифт. Кроме них, в кабине был еще только один человек, в котором Тим узнал личного секретаря папы, монсеньора Кевина Мерфи. Об этом веснушчатом рыжеволосом парне из Дублина было известно, что он каждый день пробегает по десять миль по набережной Тибра, когда весь Ватикан еще спит.

Его Святейшество представил молодых людей друг другу и пошутил:

— Как ты знаешь, Тимотео, я нахожусь здесь, чтобы служить Господу. Но мой график составляет Кевин. Учти!

Тим и рыжеволосый ирландец обменялись улыбками. Лифт остановился. Пассажиры вышли и оказались в широкой зале со сводчатыми потолками, украшенными золоченой лепниной и фресками, в сравнении с которыми подсвеченные стеновые панели папской часовни казались не более чем пластиковой дешевкой гонконгского производства. У большого овального стола стояли высокопоставленные чины Ватикана в ожидании рабочего завтрака в обществе Его Святейшества.

Тим без труда узнал кардинала Франца фон Якоба — рослый немец был на голову выше других прелатов. Эффект усиливался его прямой осанкой. Тим проявил инициативу и представился первым.

Суровый фон Якоб ответил подобием улыбки и лаконичным: «Добро пожаловать, Ваша честь».

В том, что за завтраком фон Якоб сидел по правую руку от папы, не было ничего удивительного. Удивительно было другое: что Тима усадили как раз напротив понтифика. Новоиспеченный архиепископ здорово разволновался. Было такое впечатление, что папа вознамерился оценить его способности с близкого расстояния.

Немец не терял времени даром и немедленно приступил к «допросу», дабы определить, насколько хорошо Тим знаком с проблемами католической церкви в Бразилии.

— Ну, насколько мне известно, это крупнейшая католическая страна в мире. И беднейшая, — нервно ответил Тим на первый вопрос. — Кое-кто считает, что нам следует оказывать им более существенную помощь. Такого мнения придерживаются и тамошние священники.

— Они без конца разглагольствуют о «победе пролетариата», — раздраженно заметил кардинал. — Это похоже на «Капитал» Маркса.

Тут понтифик спокойным, взвешенным тоном объявил:

— Я убежден, что настоящий Армагеддон случится как раз между воинством Христовым и темными силами марксистов.

— Бразилия накануне мятежа, — продолжал фон Якоб. — Священники, баламутящие крестьян, пользуются поддержкой некоторых наших самых харизматических богословов. И в первую очередь — профессора Эрнешту Хардта, чью репутацию я считаю неоправданно раздутой.

Тим кивнул:

— Я читал кое-что из его статей. Он, несомненно, умеет убеждать в пользу реформы.