Сохраняя веру

– Он ушел. Я позвонила маме. Мне было очень тяжело. Я почувствовала, что опять впадаю в депрессию, но на этот раз я была не одна. Я знала: мама позаботится о Вере, пока я привожу себя в порядок.

– То есть, несмотря на ваше тяжелое эмоциональное состояние, вы держали ситуацию под контролем и помнили о ребенке.

– Да, – отвечаю я и слегка улыбаюсь.

– Что еще вы предприняли после ухода Колина?

– Поговорила с доктором Йохансеном, попросила его снова назначить мне прозак.

– Понятно, – говорит Джоан. – Лекарство помогло вам справиться с эмоциями?

– Да, безусловно.

– А как Вера отреагировала на это потрясение?

– Замкнулась. Перестала разговаривать. А потом неожиданно у нее появилась воображаемая подруга. Тогда мы начали ходить к доктору Келлер.

– Появление воображаемой подруги обеспокоило вас?

– Да. Потому что это была не просто игра. Вера начала говорить странные вещи. Стала цитировать Библию. Упомянула об одном событии моего детства, о котором я никогда никому не рассказывала. А потом, как бы ненормально это ни звучало, она оживила мою маму.

Малкольм Мец кашляет.

– Продолжайте, пожалуйста, – просит Джоан.

– Вскоре о Вере начали писать в местной газете, появился Иэн Флетчер. Приехали верующие и человек десять репортеров. После того как Вера излечила малыша от СПИДа, их стало больше. Собралась целая толпа людей, которым хотелось дотронуться до Веры или помолиться вместе с ней.

– Как вы чувствовали себя в таких обстоятельствах?

– Ужасно! – не раздумывая отвечаю я. – Вере семь лет, и она не может выйти погулять спокойно, чтобы к ней не приставали. В школе ее начали дразнить, так что мне пришлось забрать ее и учить дома.

– Мэрайя, вы могли каким-то образом навеять дочери галлюцинации, связанные с Богом?

– Я? Нет, я не внушала ей никаких религиозных идей. Мы с Колином принадлежим к разным конфессиям. В доме даже нет Библии. Я сама не знала половины того, что слышала от Веры.

– Вы когда-нибудь наносили дочери травмы, вследствие которых ее бок и руки могли начать кровоточить?

– Нет, я бы никогда ничего подобного не сделала.

– Как вы думаете, что будет с Верой, если она переедет жить к Колину?

– Он ее любит, – медленно произношу я. – Не всегда принимал ее интересы близко к сердцу и все-таки любит. Однако беспокоюсь я не о нем, а о ней. Ей придется привыкать к ребенку, который скоро родится, и к женщине, которая ей не родная мать. Мне кажется, это будет несправедливо, если ее жизнь опять так круто изменят. – Я бросаю взгляд на Колина и хмурюсь. – Вера совершает чудеса. Нас можно разлучить, но ничто не изменится: люди везде будут следовать за ней, пытаясь оторвать от нее кусочек. – (Моя дочь смотрит на меня; ее взгляд теплый, как солнце, которое трогает твою макушку, когда выходишь из дому.) – Я не могу объяснить вам, почему Вера такая. Но она такая. И не могу объяснить, почему я заслуживаю того, чтобы жить с ней. Но я заслуживаю.

Мец называет этот свой метод «змея в джунглях». С такими свидетелями, как Мэрайя Уайт, у него может быть два пути: сразу пойти в атаку, надеясь, что жертва растеряется, или сначала усыпить ее бдительность притворным участием, а уже потом нанести смертельный удар. Главное – это заставить Мэрайю сомневаться в себе. Как признавалась она сама, вечная неуверенность в собственной правоте – ее ахиллесова пята.

– Вы, наверное, уже устали говорить о той депрессии, которая настигла вас много лет назад.

– Пожалуй, – вежливо улыбается Мэрайя.

– До тех пор вы никогда так сильно не болели?

– Нет.

– Но после того случая депрессия много раз возвращалась к вам, не так ли? – с сочувствием спрашивает Мец.

– Нет.

– Как же? – удивляется адвокат, словно бы укоряя ее в том, что она дала неправильный ответ. – Вы ведь принимали лекарства?

На лице Мэрайи мелькает выражение замешательства, и он внутренне улыбается.

– Ну да, принимала. Вероятно, это и помогло мне не впасть в депрессию снова.

– Чем вы лечились?

– Прозаком.

– Вам прописали его от резких перепадов настроения?

– У меня не было резких перепадов настроения. У меня была депрессия.

– Миссис Уайт, вы помните ту ночь, когда попытались покончить с собой?

– Почти нет. В Гринхейвене мне сказали, что мозг может блокировать такие воспоминания.

– Сейчас вы в депрессии?

– Нет.

– Но вероятно, были бы в депрессии, если бы не принимали лекарство?

– Не знаю, – уклоняется от ответа Мэрайя.

– Видите ли, я читал, что пациенты, принимающие прозак, иногда срываются. Совершенно перестают себя контролировать, совершают самоубийства. Вы не боитесь, что с вами произойдет нечто подобное?

– Нет, – говорит Мэрайя, с тревогой поглядывая на Джоан.

– Вы помните случаи умопомешательства во время приема прозака?

– Нет.

– Может быть, вы наносили кому-то ущерб, принимая прозак?

– Нет.

– Может быть, вы на кого-нибудь агрессивно реагировали?

– Нет.

Адвокат приподнимает брови:

– Нет? Значит, вы считаете себя эмоционально уравновешенным человеком?

– Да, – уверенно кивает Мэрайя.

Мец подходит к своему столу и берет видеокассету:

– Прошу приобщить эту запись к делу.

Джоан тут же вскакивает и подходит к судье: