Сокол и Ласточка

Уверен, что на помощь моей питомице пришел отец Астольф. Я увидел его на носу первой лодки – он молился на коленях; по его морщинистому лицу обильно текли слезы. У руля сидел капитан.

Второй шлюпкой командовал Гарри Логан, рядом с которым стояла моя девочка.

Я сел ей на плечо, а она едва на меня покосилась. Только пробормотала: «А, это ты». Полагаю, Летиция и не заметила моего отсутствия, очень уж была потрясена.

Ирландец же оглядывал следы побоища взглядом человека бывалого.

– Не при мсье Кабане будь сказано, пушкари – худшие грешники на свете, – сказал он, когда мимо проплыл издырявленный кусок борта. – Метким картечным выстрелом можно за раз отправить на тот свет два десятка людей. А хуже всего, что артиллерист никогда толком не знает, сколько душ он погубил на своем веку. Всем канонирам суждено гореть в аду, уж это точно. Я, конечно, тоже убийца, но по крайней мере твердо помню каждый свой грех.

– Я помню. Вы говорили, что угробили семнадцать душ, – сказала Летиция.

– Восемнадцать, мой дорогой Эпин. Восемнадцать. Однако перед Богом я почти чист, ибо произвел на свет семнадцать новых душ. Когда Лиз из Сен-Мало разродится, счет выравняется. А в Форт-Рояле мной посеяно еще несколько семян. Коли они взошли, как предусмотрено природой, то я уже квит или даже в плюсе. В прежние века церковь продавала индульгенции. За деньги можно было искупить любой грех, хоть бы даже смертоубийство. Это, конечно, неправильно. Единственное возможное извинение за столь тяжкое прегрешение – дать новую жизнь вместо отнятой, – с глубоким убеждением заключил рыжеволосый философ.

– Если убил для защиты, это грех простительный, – неуверенно молвила Летиция. Я понял, что она опять вспомнила застреленного разбойника с большой дороги.

– Почему только для защиты? Убивать можно из разных соображений. – Логан удивился. – А если человек тебе здорово мешает? Или, прикончив кого-то, можно получить солидную выгоду? Но в случае корыстного или заранее задуманного убийства я всегда расплачиваюсь авансом. – Он с важностью поднял палец. – Чтоб не становиться должником у Всевышнего по столь опасному поводу. Не хватало еще угодить в чистилище из-за собственной непредусмотрительности! Сто или двести лет лизать раскаленные сковородки? Слуга покорный!

Вдруг Летиция прервала его.

– Вы что!? – закричала она Дезэссару. – Надо подбирать людей! Места не хватит!

Дело в том, что на соседнюю лодку, подцепив багром, затаскивали сундук, приплывший с какого-то из погибших кораблей.

Но людей до нас добралось совсем немного. На обе лодки мы подняли всего шестнадцать человек, сплошь одних испанцев. Все они были не в себе после перенесенных ужасов, а одному акула откусила ногу до колена. Летиция наложила жгут, но поздно – бедняк потерял слишком много крови и вскоре испустил дух. Последними его словами была благодарность. «Благодарю Тебя, Мадонна, что мое последнее пристанище будет в земле, а не в кишках мерзкой твари», – молвил он слабым голосом. Уж не знаю, почему внутренности червей предпочтительней акульей утробы, но коли это соображение утешило умирающего, тем лучше.

Шлюпки чуть не касались воды верхушками бортов – столько было подобрано ящиков и тюков со всякой всячиной.

Дезэссар велел поворачивать к берегу, а я поднялся вверх, чтобы почтить место сражения, пока ветер и волны не стерли с поверхности моря следы кровавой драмы.

Луч почти скрывшегося за горизонтом солнца что-то очень уж ярко блеснул на поверхности моря. Я кинул в ту сторону взгляд – и вскрикнул.

На обломке салинга, запутавшись в разорванных вантах, лежал покойник в белой батистовой рубашке, сквозь ворот которой сверкала золотая цепь.

Это был он, он!

Я ринулся вниз.

Взрыв пощадил его черты. Лорд Руперт был прекрасен и в смерти. Даже струйки крови, вытекшие изо рта, ушей и ноздрей, не портили красоты этого удивительного лица.

Я скорбно сел подле мертвеца, погладил его мокрые волосы крылом. И вдруг увидел, что его грудь вздымается.

Боже, что со мной сделалось!

Я так орал и метался, что Летиция, занятая уходом за ранеными, оглянулась в мою сторону.

– Капитан, вон еще один! – крикнула она. – Может быть, он жив! Подберите его, у вас в шлюпке остается место!

Дезэссар сварливо ответил:

– Вы хотите, чтоб мы перевернулись?

Но потом, видно, заметил золотой медальон и велел подгрести ближе.

– Это мое, все слышали? – объявил он. – Я заметил труп первым! Моя личная добыча!

Протянул руку, отпихнул меня и сорвал цепочку.

– «Mermaid»[31] – прочитал он. – Значит, англичанин.

Подплыла вторая лодка. Логан сказал:

– Это, верно, и есть тот богач, владелец «Русалки». Жалко, что сдох. Можно было бы взять хороший выкуп.

– Да он дышит! – воскликнула тут моя умница. – Ну-ка, ребята, берите его!

– Дышит? – Дезэссар быстро проговорил: – Первым до него коснулся я, а значит, он мой. Все свидетели! По уставу, всякая добыча, взятая прямо из воды, принадлежит захватившему, а не судовладельцу и не короне!

– Осторожней, у него могут быть переломаны кости, – велела матросам Летиция.