Сокол и Ворон

Небаба поднял его на смех и заявил, что попадись ему ведьма, так он вмиг разделается с ней.

Вячко не слушал их болтовню. Он сжимал поводья коня так сильно, что побелели костяшки пальцев.

– Приведите мне её живой, – процедил он, скалясь. – Она ответит за всё, но ответит лично мне, а не кому-то другому! И в следующий раз, Стрела, если схватишься за лук, я посажу тебя в острог!

Дружинники промолчали снова.

Никто не перечил княжичу. Никто не пытался его успокоить. Если бы не погоня, Вячко выл бы волком в небо, кусал бы землю от злобы. Но он не мог теперь тратить время на слёзы. Нужно было поймать ведьму.

А она ускользала из рук. Исчезала, убегала.

При всём этом погоне он был рад. Она не давала ему думать, вспоминать, представлять. Он видел перед собой только ведьму, только её. Не Добраву.

И Вячко крепче сжимал поводья, бил коня пятками по бокам. И не смотрел, не смотрел вниз на свои ладони. На них всё ещё оставалась кровь. И он жаждал ещё крови, больше, чтобы по самые локти искупаться. Чтобы она была алой, горячей, чтобы текла из горла дочки мельника. Чтобы она заплатила, заплатила…

Чтобы кровь на его руках не принадлежала Добраве.

Потому что он держал её в своих объятиях. Бледную, недвижимую, с перекошенным от страха лицом, с замершими от ужаса глазами. Сердце её не билось, кровь её застыла, осталась на его одежде, на руках. И единственный, кто способен был её спасти, тоже лежал рядом мёртвым.

Лесная ведьма забрала у Вячко даже надежду на спасение. Она должна была заплатить. Она должна была умереть. Но она убегала снова и снова.

* * *

К рассвету все выбились из сил. И когда надежда почти пропала, в предрассветном тумане Вячко разглядел далеко на опушке знакомый силуэт в богатых одеждах. Дарина замерла.

– Твар-р-рь, – отчаянно зарычал он, стегнул коня. Тот жалобно заржал и полетел вперёд, спотыкаясь.

Ведьма больше не убегала. Она ждала, обратив лицо к востоку.

– Загубит, – вздохнул Зуй, но своего коня придержал.

Дружинники уже поняли то, что отказывался признавать княжич. Им было не поймать ведьму. Не здесь – во владениях духов, которым она служила.

Конь Вячко рухнул совсем недалеко от того места, где стояла девушка. Захрипел. Княжич выбрался из-под тяжёлого тела и, хромая на правую ногу, побежал к опушке. Он оголил меч и вдруг замер на месте. С первыми лучами солнца ведьма растаяла. Воздух вокруг рябил, как вода, в которую бросили камень.

* * *

Дым коснулся ноздрей. Дара распахнула глаза и схватила нож быстрее, чем успела подумать. Вскочила на ноги. Чуть в стороне у небольшого костерка сидел белобородый старик, на плечах его лежала тяжёлая медвежья шкура, а на голове – оскалившаяся звериная морда вместо шапки.

– Кто ты?!

– Не кричи, девица, – поморщился незнакомец. – Разве так недоросли говорят с почтенными старцами?

– Я знать не знаю, почтенный ты или тать какой, – оскалилась Дара.

В глазах старика заискрилось веселье.

– Хорошо тебе спалось? Солнышко сегодня так припекает… эх, последние тёплые деньки стоят.

– Не заговаривай мне зубы. Отвечай, кто ты?!

– Не-е-ет, – протянул незнакомец, мотая головой. – Так дело не пойдёт.

Он отвернулся к костру, потеряв к ней всякий интерес. Будто её и не было. Будто не он подкрался словно вор, пока Дара спала.

«Но вор бы давно скрылся, а то и вовсе меня зарезал», – подумала Дара.

Она продрогла, пока лежала на земле, и теперь обняла себя руками, пытаясь согреться. Совсем рядом горел жаркий костёр, он манил и обещал тепло, но приблизиться к старику Дара не решалась. Она наблюдала за ним, рассматривала с подозрением, когда неожиданно почуяла знакомую силу. Неужели чародей? Девушка обошла незнакомца и присмотрелась внимательнее.

Наверное, было время, когда он был хорош собой. И теперь красота сохранилась в его прямом носе, в светлых лукавых глазах и высоком лбу. На плечи спадали длинные волосы, подвязанные кожаным шнурком. Дара пригляделась к одежде старика и, к своему немалому удивлению, не заметила ни оберегов на рукавах, ни шитья на выглядывающем из-под медвежьей шубы кончике пояса. Будто и не было у старика ни прошлого, ни дома, ни рода.

Старик совсем не смотрел на неё. Он повесил котелок над костром. Дара принюхалась и облизнулась невольно. Пахло грибами. Старик пошарил рукой сбоку от себя и бросил в огонь немного хвороста. Огонь радостно вспыхнул, принимая подношение. Дара отметила, что веток на растопку осталось совсем немного.

Она прикусила губу и поглядела на оставленный на земле мешок. Раз старик до сих пор её не ограбил, значит, и не собирался.

Под деревьями лежало немало хвороста. Дара прошла по роще, подбирая опавшие ветки, и когда вернулась с целой охапкой и положила её рядом с огнём, то старик снова не обратил на это никакого внимания.

Дара вспыхнула от гнева, но промолчала, растеряв всякое желание кричать.

Она подобрала свой платок с земли, отряхнула от прилипших листьев, подняла мешок и обернулась на старика, ожидая, скажет ли он что-нибудь. Тот молчал. И Дара прошла мимо, направляясь к полям. Раз здесь бродил чудаковатый старик, то должны были жить и другие люди. У них она и узнает верную дорогу.