Закатный багрянец пролился в море осоки и полыни. Безмятежно вздохнула роща, и прощальная птичья трель разнеслась над землёй. Медленно с востока подкралась ночь и поглотила последние лучи солнца.
Рядом не было ни широких дорог, ни даже узких заросших тропинок. Ежи пошёл по высокой траве, опасливо глядя себе под ноги.
Сумрак опустился на поля.
– Веся, – Ежи сам не понял, отчего позвал так тихо. Ночь и страх приглушили его голос.
И в ответ донеслось от земли:
– Кого ты ищешь, путник?
Ежи в испуге отпрыгнул в сторону, озираясь. Кому вздумалось забрести в такую глушь да ещё спрятаться в высокой траве?
– Куда ты? Обожди, – попросил голос, а Ежи всё никак не мог разглядеть, кто запрятался среди зарослей полыни.
– Кто здесь? – с опаской спросил он, сделал несколько шагов и вдруг поскользнулся. Он рухнул вниз, проехал задом по низкому склону и оказался в неглубоком овраге, сразу вскочил на четвереньки, чтобы скорее взобраться наверх.
– Кто ты, путник? – голос на этот раз прозвучал за спиной. Совсем рядом.
Ежи присел, оглянулся назад, но вновь никого не увидел. Он осенил себя священным знамением и задержал дыхание, боясь пропустить звук шагов.
– Куда ты держишь путь? – раздалось рядом, и только тогда Ежи понял, что голос доносился снизу.
Что-то холодное и шероховатое зашевелилось под ладонью. Он отдёрнул руку. Ежи посмотрел на землю рядом с собой и увидел человеческий рот прямо у своих ног.
Из груди вырвался вопль. Ежи подпрыгнул на месте, рванул прочь из оврага, снова неуклюже упал, снова подскочил, взобрался наверх, где его нагнал усталый голос:
– Не убегай, хлопец, обожди. Я не обижу тебя.
И Ежи против собственной воли обернулся.
– Прошу, хлопец.
Дух бы так и поступил: сыграл бы с ним злую шутку, попробовал бы задурманить разум. Ежи стоило бежать прочь и просить Создателя о защите, но отчего-то он задержался, на четвереньках подкрался к краю оврага, даже не осознавая, что шумел сильнее кабана, прорывающегося сквозь бурелом.
Одно-единственное слово – хлопец – заставило его вернуться. Ратиславцы так не говорили, у них было своё слово – парень. Так отчего это чудовище, чем бы оно ни было, обратилось к нему по-рдзенски?
Осторожно Ежи выглянул из зарослей и распахнул от удивления рот.
На дне оврага из-под потрескавшейся земли выглядывало серое испещрённое морщинами и прибитое пылью лицо. Настоящее человеческое лицо, левая часть которого оставалась под землёй. На Ежи мужчина скосил свой единственный глаз. Закопанная челюсть двигалась с трудом, когда он говорил, и речь его звучала невнятно:
– Как тебя звать, хлопец? Я вижу, что ты совсем ещё юн, но не разгляжу: рдзенец или ратиславец?
Ежи долго открывал рот, но не мог издать ни звука.
– Рдзенец, – с трудом выдавил он наконец.
– Поговори со мной, прошу, – говор у мужчины был мягкий, плавный. Не стоило и сомневаться, что перед Ежи лежал его земляк. – Расскажи, что происходит в Рдзении, победили ли мы ратиславцев? Отомстили за наши страдания?
Ежи был настолько ошеломлён увиденным, что не расслышал вопроса. Он сглотнул и с трудом выговорил:
– Кто тебя так закопал? Ты преступник?
В детстве он видел однажды, как женщину, изменившую своему мужу, закопали по голову в землю и оставили на несколько дней. Может, на Трёх Холмах принято было так же поступать с преступниками?
Незнакомец грустно усмехнулся.
– Никто не успел закопать меня, добрый хлопец, в том и беда, – сказал он. – Когда началась буря, мы все были погребены под землёй, и мои друзья в муках погибли страшной медленной смертью. Один я томился во мраке, покуда не размыло дождём нашу братскую могилу. С тех пор не раз успел выпасть снег и растаять. Я сбился со счёта.
Ежи не смел пошевелиться. И чем дольше он оставался в овраге, тем яснее видел, что давно не беспокоила землю лопата и успела вырасти трава у самого лба мужчины, а муравьи построили себе жилище у его шеи. И вкопан несчастный был не ногами вниз, как поступали с провинившимися, но лежал на спине, будто в могиле.
– Кто ты такой?
– Звать меня…
Мужчина начал уверенно, да вдруг запнулся.
– Как же моё имя? Ох, хлопец, теперь трудно вспомнить, как нарекли меня родители, – голос его стал сиплым, глухим. – Войцех, – проговорил он. – Да, Войцех. Так звала меня мать, когда я был мальчишкой, так обращался учитель, когда я пришёл в Совиную башню.
– Ты колдун? – ахнул Ежи.
– Я был колдуном, добрый хлопец. Давно… Скажи, мы победили ратиславцев?
– Когда? – Он чуть не прикусил себе язык за глупый вопрос. На Трёх Холмах только однажды сражались чародеи, и до сих пор после той битвы ходили живые умертвия по проклятой земле.
– В войне, в войне, конечно же. Я знаю, что мы проиграли битву при Трёх Холмах. Мы все, и ратиславцы тоже. У нас было больше чародеев, но среди ратиславцев сражались ученики Золотой ведьмы. Она обучила их, как велеть земле разверзнуться и поглотить всё живое. Духи слушались каждого их слова, пожирали наших людей заживо. Но буря смела нас всех. Да, нас всех…
Битва при Трёх Холмах случилась восемнадцать зим назад.