Сокол Ясный

Поднявшись наконец, она ушла в избу и остановилась у косяка, привыкая к полумраку. Это была бы вполне обычная изба лесной волхвы: с многочисленными горшками и горшочками на полках, с пучками трав, подвешенных к матице, с полотняными мешочками высушенных кореньев, наполнявших избу особых пряным запахом. Необычной ее делали вещи, которых в лесу не водится: две серебряные чаши с позолотой, украшенные самоцветными камнями, явно греческой работы, шелковые покрывала на укладках. На простом непокрытом столе лежали снизки стеклянных бус – разнообразных ярких цветов, с полосочками и глазками, хрустальные бусины, будто льдинки, сердоликовые, будто застывший мед.

– Ну, чего там, вкусненького чего-нибудь принесли? – раздался голос из глубины.

– А вот поди-ка в клеть снеси, заодно и посмотришь. – Лютава усмехнулась. – Я, что ли, буду тебе мешки таскать?

– Сами бы занесли, чего ты их так отпустила?

– Боюсь, портки намочат, если им велеть подойти. Для них ведь здесь – Тот Свет.

– Мы же заходим!

– Вы – другое дело.

– Это точно! Такого, как я, и за морями нету!

Говоривший наконец поднялся с лавки, где с удобством лежал на постели из овчин, несмотря на позднее утро, и сел, свесив ноги. Это был парень лет двадцати, рослый, коренастый, плечистый, крепкий и очень сильный. Красавцем его никто не назвал бы: черты лица у него были довольно грубые, густые черные брови он унаследовал от отца, наполовину хазарина, но глаза у него были светлые, как у матери. Темная бородка делала его старше на вид. И тем не менее сразу было видно, что человек этот нрава легкого, веселого и дружелюбного. Будь он иным, Радомер Красовитович не вынес бы своей доли – быть родным сыном земной богини Марены.

Это была очень странная семья, и почти никогда она не жила, как живут все люди. Двадцать лет назад молодой смолянский князь Зимобор заключил уговор с Лютомером, сыном Вершислава угренского, по которому угрянам предписывалось поставить крепость в устье своей реки и держать оборону от вятичей, идущих с Оки. В городке князь Зимобор посадил своего воеводу Красовита, который при этом женился на Лютаве, сестре Лютомера. Таким образом этим краям был обеспечен покой: угрянский и смолянский князья не спорили между собой, угряне признавали, как и ранее, смолян старшими над собой, входя вместе с ними в союз большого племени кривичей, и благодаря их поддержке отражали посягательства вятичских князей, живших восточнее. Красовит сам собирал дань с прилежащих земель и зимой отсылал в Смолянск, на верхний Днепр.

Но в жены ему досталась не простая женщина, и никогда она не вела жизнь простой женщины, пусть и воеводши. Земное воплощение Марены, Лютава проводила в Крас-городке только зимнюю половину года, когда Марена владеет миром, а в Медвежий день, когда Лютая Волчица уступает место Ладе, удалялась в лесную избушку и жила там до снега, до Мариного дня. Воевода Красовит, в свою очередь, зимой почти не бывал дома, то разъезжая по своим владениям, то отправляясь на Днепр к князю, и получалось, что муж и жена виделись не так уж часто. Зимой, во время отсутствия мужа, волхва-воеводша брала на себя управление городком и землями и решала все дела ничуть не хуже мужчины. Да и кто посмел бы с ней спорить, если недобрый взгляд ее поселял в душе тоску, от которой тянуло повеситься на первой осине; вызвавший ее неудовольствие начинал сохнуть, чахнуть, сходить с ума. Сама по себе Лютава не была ни злой женщиной, ни угрюмой, отличалась нравом ровным, доброжелательным, немного насмешливым; но она обладала способностью в любое время призвать в себя Кощную Владычицу и бросить ее взгляд, убивающий живое.

Сын Лютавы, Радомер, внешностью пошел в отца, но нравом был открыт и весел, не в пример мрачноватому и неразговорчивому Красовиту. Дома его тоже почти не видели: едва войдя в возраст и получив меч, как положено отроку такого происхождения, он зимой жил в лесу с «волчьей стаей», а летом отправлялся с товарищами в дальние походы, обычно на Восток, на Оку, доходил даже до Юл-реки. Нередко он привозил добычу, пленных, и уже к восемнадцати годам славился по всем окрестным землям, от Оки до Дивны-реки. Самые лучшие ткани, украшения, чаши и прочее, что удавалось раздобыть у торговцев, он преподносил матери и сестре, и о каждом таком подарке долго рассказывали были и небылицы во всех окрестных волостях.