Сокол Ясный

Отцы и деды сошлись, заговорили о чем-то негромко, заспорили. Вышезар молчал, но на лице его все яснее проступали досада, злость и отчаяние. Он-то знал, кто увел Веснояру – тот самый «серенький волчок», кому он еще летошний год бил морду за то, что вылупил бесстыжие глаза куда не следует! Мало, выходит, бил! Сейчас Вышеня сильно жалел, что не оторвал злодею ярилку под самый корень и харю его бессовестную на затылок не свернул!

Наконец отцы пришли к решению.

– Хоть и думали мы за старшего моего сына самую хорошую невесту взять, да коли нет ее, совсем без невесты ему оставаться никак не годится! – говорил Красинег. – Давайте другую, какая вслед за той идет.

Все взоры обратились на Младину. Домашка, Лебедушка и Векша были старше ее годами, но ее отец, Путим, был по положению в роду старше их отцов, поэтому и она шла следом за Весноярой.

– Э, нет, эта моя! – невольно воскликнул Данемил, хотя ему не полагалось подавать голос – отцы лучше знают. – Батюшки мои! Вторая Путимовна моя! Я и венком с ней обручался, и… Не погубите жизни моей!

Младина даже пожалела его: вон как испугался, что потеряет ее, неужели так сильно любит? А прежде все усмехался, она и не знала… Однако вторая по старшинству невеста Заломичей полагалась старшему из братьев, то есть Вышезару.

– Не губи, батюшка! – очнувшись от задумчивости, Вышезар сам поклонился отцу. – Возьми эту за брата Даняту, коли она ему люба, а мне и другая пригодится.

– Да не ладно так-то… – в сомнении протянул Красинег. – Младшему вперед старшего невесту брать..

– Сделай как просят, отец! – поддержала одна из женщин, мать не то Вышени, не то Даняты. – Нам без разницы. Все их девки наши будут, а им вместе жить, да и меж братьев в роду зачем раздор чинить? Пусть Данята свою берет, а Вышене другую возьмем, постарше годами. Вон ту, хорошая какая девка! – И с одобрением кивнула на рослую, пышную Домашку.

Та приосанилась.

– Да, эта хороша! – подтвердил и Вышезар, окинув Домашку, впрочем, вполне безучастным взглядом, будто мысли его были далеко. – Эту хочу взять, благослови, батюшка!

– Ну, будь по-вашему, – сдался Красинег. – Прошу за сына моего Вышезара вот эту девку…

– Домашку, Корягину дочь, – подсказала бабка Лебедица.

Вышезар приблизился к девичьему строю, поклонился Домашке; подошел дед Лежень, взял ее за руку и обвел вокруг жениха, после чего передал Вышене руку невесты. Тот отвел довольную, покрасневшую от радости Домашку в сторону, где они и встали парочкой. На лице девушки сияло неприкрытое торжество. Не думала, не гадала, а так свезло! Пусть Веснавка, коза белая, по лугам скачет хоть до осени, а жениха-то лучшего проморгала! Домашка теперь в большухи метит, лет через двадцать над Леденичами хозяйкой станет!

– А за Данемила, братанича моего, сына Звонятина, беру Младину, Путимову дочь, Леженеву внучку, – продолжал Красинег.

Успокоенный Данемил едва дождался конца его речи – бегом кинулся к Младине, чуть не сам выхватил у Леженя ее руку, повел в сторону, будто боялся, что передумают и переладят по-другому. Отцы и матери проводили их сдержанными смешками: эх, молодежь! Да ведь и сами такие были двадцать лет назад… Иная большуха даже бросила насмешливый взгляд на своего старика: когда-то ведь и он ее чуть не на руках нес, боялся, что отнимут! Вторая парочка встала рядом с первой.

Остальных невест делили по жребию: каждая девушка бросила в кринку перстенек, а парни по очереди подходили и тянули, что попадется. Чтобы не было споров – богам виднее, кто кому сужден. Даже в конце родители утешились: после смерти Зимника оставалась лишняя невеста, и не кого иного, как Кринку, Лежень думал сбыть к Еловцам. У тех народилось парней гораздо больше, чем девок, поэтому они не могли выменять себе нужное количество невест обычным порядком и брали за выкуп, где есть лишние. Но с исчезновением Веснояры количество женихов и невест опять сравнялось, и Кринка, последней оставшаяся на месте, была уведена к прочим парочкам смущенным, но тоже довольным Вьялом. А уж как радовалась она сама, не сказать словами. Пускай жених ее на год моложе, весноват и малость лопоух, эка важность! Зато как хорошо идти в чужой род со всеми сестрами – не так страшно и тяжело, как одной, будто в берлогу к медведям. Кринка, давно уже ревевшая над своей долей, чуть не прыгала от радости, и родичи добродушно смеялись, на нее глядя. Иной раз и беда радостью оборачивается, на то она жизнь…