Сокол на запястье

— Довольно. — Бреселида хлопнула ладонью по колену. — Я решила: пойдет он. — сотница ободряюще улыбнулась подругам. — Не стоит его опасаться. Если Элак не одного пола с нами, то он и не одной крови с разбойниками. Он дух леса, хотя и на половину, поэтому с мужчинами связан гораздо меньше, чем с женщинами.

— Я бы сказал: я им враждебен. — вставил Элак. — Они только попусту тратят с вами время, тогда как я…

В хижине раздался смех. Многие из отряда за последние дни испытали домогательства юного Пана и далеко не все отказали козлоногому мальчику. Во всяком случае никто не жаловался.

— Хорошо, пойдешь ты. — Бреселида вытерла с глаз набежавшие слезы. — А теперь спать. Радка, проверь караулы. Я после торговли с твоими сородичами не в силах.

Однако сразу улечься всадницам не удалось. За окном на улице раздался плеск мощных крыльев, словно на землю спускалась целая старя бакланов.

— Боги, только не это. — простонала сотница. — Как он нас нашел?

— Бреселида, девочка, здравствуй! — орлиный клекот огласил побережье. — Я с ног сбился тебя искать!

В сумеречном небе зависла огромная туша и на фоне догорающего заката на землю плавно спустился мощный черно-золотой грифон.

— Нестор! Какими судьбами? — особого энтузиазма в голосе командира не было.

— Хочу есть! — заявил зверь. — Ты совсем отбилась от рук, девочка! Разве так встречают друзей?

Бреселида не удостоила его ответом. Сейчас он ей мешал.

Нестор надулся и хлопнул крыльями, делая вид, что собирается взлететь.

— Куда? — молодая женщина вовремя схватила его за загривок. — Нам и без тебя хватает хлопот. В горах разбойники.

— Разбойники? — оживился Нестор. — Какая потеха! Вы уже устроили засаду? Я пойду на разведку…

«Боги, нет!» — взмолилась сотица.

— Сиди смирно. — вслух сказала она. — Мы уже выбрали лазутчика.

— Я мог бы обидеться. — зверь потянулся львиным телом и встряхнул головой. — Но вижу, ты не в настроении шутить. Так вот, — его клюв щелкнул в воздухе, — твоя сестра недовольна и просит тебя поторопиться домой. Вы слишком долго ездите за паршивым хлебным обозом. Где он, кстати?

Сотница только молча развела руками.

— Ну да ладно. Это не мое дело. — продолжал зверь. — Грифоны хлеба не едят. Я согласился передать тебе, если встречу. У меня здесь свои заботы.

Бреселида кивнула. Грифоны издавна служили царицам «амазонок». Эти чудесные животные с телом льва и орлиной головой даже стали символом всадниц. С годами они повывелись, но Нестор утверждал, что высоко в горах еще живет несколько почтенных семейств его сородичей. Сам Нестор был придворным хронистом. В молодости он много путешествовал и даже участвовал в битвах, но под старость обленился, полюбил греть кости у очага и вести бесконечные беседы о прошлом.

Бреселида слышала, что обычно грифоны живут лет 300. Нестору недавно исполнилось 280, величиной он был с хорошего теленка, уже заметно отяжелел и летал не без труда. Что заставило его пуститься в далекий путь? Во всяком случае не желание угодить царице. Хронист давно хотел поискать себе ученика из хорошей грифоньей семьи с древней родословной. Лет десять Нестор намеревался учить нового летописца, а там сдать ему дела и остаток жизни повести под платаном, потягивая горячее вино и паря перед сном лапы.

— Мы рады тебе, — сказала сестра царицы, стараясь придать осипшему голосу мягкость. — Но, клянусь богами, ты прибыл в опасное время. В горах, может, и есть твои сородичи. Но куда больше там бандитов.

— Эх, не знавала ты меня в лучшие деньки. — снисходительно хмыкнул зверь и заковылял к рыбачьим засолочным цистернам, от которых явственно несло рыбой.

* * *

Ночная дорога над Цемессом была тихой. Она огибала поселок и поднималась в предгорья. С высоты было хорошо видно, что сама деревня пуста. В ее черной сердцевине не теплилось ни одного огонька. Зато по краям, где расположились кочевники, темноту озаряли крошечные глазки костров. Поселок казался Элаку гигантским цветком с огненными лепестками.

Пан покинул засыпающих «амазонок» сразу, как только Бреселида разрешила ему тронуться в путь. С тех дней, когда Элак считал себя человеком, прошла целая вечность. В одну ночь он потерял мать, дом, сородичей и обрел самого себя. Стал вечно юным лесным богом. Вернее готовился им стать и получить в наследство целое царство красоты. Он словно застыл в прыжке к своей лесной короне — задние ноги уже оторвались от земли, а передние еще не успели ее вновь коснуться. Элак поймал себя на том, что думает о себе, как о животном. Это не огорчило его. Сейчас он чувствовал большую близость к черной громаде гор, поросшей темным можжевельником, чем к крошечному островку человеческой жизни на побережье.