Сокол над лесами

Мистина помедлил, прикусил губу.

«Не лги мне!» – когда-то сказала ему Эльга по совсем другому поводу, но те слова и сейчас звучали в его ушах. Солгать той, которую любил, означало предать свою любовь и самому себе причинить жестокое унижение.

– Ну, не совсем так… – Мистина отвел глаза. – Я уже не помню всего, но обиделся он на меня за другое.

– За что?

– Древляне… я тебе рассказывал, осенью здесь были эти йотуновы древляне, хотели Етона перетянуть на свою сторону. И выдали ему одну тайную сделку моего отца, чтобы поссорить Етона с нами. Мне пришлось изворачиваться. Я же не мог допустить, чтобы он порвал с нами и стал поддерживать Володислава.

– Поэтому ты и ездил сюда сам? – Эльга помнила, как не хотелось ей отпускать Мистину из Киева, пока шла подготовка к походу на землю Деревскую.

– Да. Дело касалось памяти моего отца, и я должен был постараться, чтобы она не осталась опороченной. И мне пришлось припугнуть старика… будто к тебе сватается Отто и дело почти слажено. Чтобы он знал, почему его сватовство ты принять не можешь. И что у тебя имеется очень сильный союзник. Такой, кому по плечу воевать даже с уграми.

– О боги, какое благо, что это не дошло до угров! – Эльга вспомнила, по какому поводу в последний раз думала об этом народе. – Если бы Такшонь зимой считал, что мать Святослава собирается за Отто, он не стал бы с ним дарами меняться!

– Я взял с Етона клятву молчать. Но этот короб такой старый, что совсем дырявый и ни хрена в себе не держит…

Эльга фыркнула от смеха, потом зажала рот рукой, стараясь не заплакать от негодования.

– Но ты как посмел… Ты взялся распоряжаться моей рукой! Выдавать меня то за одного, то за другого! Я всегда знала, что когда-нибудь пожалею, что так много тебе позволяю!

– Я не собираюсь выдавать тебя ни за кого! Я очень рад, что у Хакона хватило ума не настаивать. Иначе мы бы поссорились.

– Послушай меня! – дрожа от волнения, Эльга подошла к нему и взялась за кафтан на его груди. – Я помню все, кем ты был для меня и Ингвара и что ты для нас сделал. И для него, и для меня. Но стол киевский – мой. Князь здесь не ты. И ты не имеешь права мной распоряжаться.

– Но я и не хотел…

– Ты позволяешь себе такие опасные выдумки, которые не то создают нам союзников, не то отнимают! И только Ящер знает, как оно пойдет! Однажды ты так влипнешь со своим хитромудрием, что какой-нибудь жених и правда потребует меня!

– Уже требовал! – напомнил Мистина.

Потом медленно вытянул из ножен скрамасакс с белой костяной рукоятью и сделал вид, будто левой рукой всаживает его в чье-то тело, справа от себя.

Эльга сглотнула и попятилась. Первого, кто к ней посватался сразу после смерти Ингвара, Мистина прикончил своими руками. У нее на глазах.

Мистина переложил нож из левой руки в правую и приставил острие к груди напротив сердца. Глядя ей в глаза спокойно и пристально, даже слегка улыбаясь. «Даже моя жизнь мне больше не принадлежит, – говорил его взгляд. – Все, что я делаю, я делаю ради тебя».

Эльга перехватила его руку и отвела клинок от груди. Даже сейчас прикосновение к его теплой руке взволновало ее по-новому: она всей кожей ощутила, что они здесь только вдвоем и впервые за долгие дни никто их не видит.

Она скользила взглядом по чертам его лица, будто спрашивая себя: взаправду ли он так хорош? Стоит ли он всего того, что я к нему чувствую? Да, отвечала она себе. Диво как хорош. И пусть черты его с годами огрубели, возле глаз уже появились тонкие морщинки, а нежная кожа и тонкий румянец, какими сейчас красовался Лют, для старшего брата давно остались в прошлом. Но по-прежнему при взгляде на его лицо у нее в груди пробегала тонкая теплая змейка, и она будто впитывала взором его красоту, согревая этим свое сердце. И не догадываясь, что этот особый свет падает на его лицо из ее сияющих любовью глаз.

Взгляд Мистины изменился: он всегда так чутко улавливал перемены в ее душе. Взор будто раскрылся ей навстречу, убрав стальные заслонки с окон души. Вложив скрам в ножны, Мистина подался к Эльге; она еще попятилась было, но замерла. Мистина обнял ее и потянул к себе, словно пытаясь закрыть пропасть между ними. Обессиленная, Эльга прикрыла глаза и подняла лицо навстречу его поцелую. Угасшие глаза Етона выпивали из нее жизнь, а близость Мистины возвращала их, как тепло огня. Ее руки ласкающе скользнули по его плечам и обвили шею: покоряясь его порыву, она забыла, из-за чего возмущалась. Поцелуи ее были полны любви, и в жару их сгорали все те мелочи, что порой заставляли их сердиться друг на друга. Только Мистине Эльга хотела принадлежать, и пусть бы к ней сватался хоть цесарь греческий. Только с ним она переставала чувствовать себя и княгиней, и даже человеком, а весь окружающий мир начинала воспринимать как находящийся далеко внизу под ее небесной высотой.

Голос рода из Закрадья наказал ей быть безупречной, как Утренняя звезда… но в дороге человек и сам находится как бы на том свете.

* * *