Сокол над лесами

Они его едва услышали: у Горуна в голове стоял звон, а Радожит в ужасе смотрел на свою кисть, где под мизинцем едва можно было разглядеть две крошечные – будто от укола иглы – красные ранки. От удара о камень он не очень пострадал, только плечо ушиб. Но, упав на землю, услышал совсем рядом короткое шипенье, а потом руку, попавшую при падении под бок валуна, уколола легкая боль. Обернувшись, он успел увидеть исчезающий под камнем тускло-черный змеиный хвост…

С трудом Радожит сумел сесть. Рука почти не болела, но от страха пробирала зябкая дрожь. На несколько мгновений он даже забыл о брате – так и сидел, привалясь спиной к камню, держа перед собой пострадавшую руку и судорожно сглатывая.

– Радожка! – наконец он очнулся, чувствуя, что его теребят за плечо. – Ты чего? Руку сломал? Вывихнул тебе этот немытик?

Горун и сам был не в лучшем виде: ухо красное и распухшее, глаза мутные, свежая белая рубаха помята и замарана лесным сором.

– Не… не… нет… – заикаясь, еле выговорил Радожит. – М-меня з-змия подкаменная уклюнула…

– Ох ё…жкин хрен! – выдохнул Горун и присел рядом. – Покажи.

С трудом он отыскал на грязноватой ладони Радожита две крошечные ранки от змеиных зубов. Вздохнул, вынул поясной нож и сурово велел:

– Терпи, брат!

Надрезав место укуса, Горун припал к ране ртом и стал высасывать кровь, часто сплевывая. Нужно было побыстрее вычистить яд, пока не разошелся с кровью по всему телу. Радожит крепился, чуть слышно постанывая сквозь стиснутые зубы.

– Ну вот, – в последний раз сплюнув кровавую слюну на землю, Горун вытер нож о порты и убрал в ножны. – Не дрожи, не помрешь. Помнишь, вуя Добруна два раза кусали, а ему хоть бы что, только здоровее стал. Встать можешь?

Поднявшись на ноги, Горун поднял брата. Тот стоял, вцепившись в его руку, бледный, с вытянутым лицом.

– Голова кружится, – прошептал он.

– Идти можешь?

– Н-не знаю…

– Иди сюда, – Горун повел его прочь от камня.

Усадил под рябиной, на которой собственная их бабка недавно повесила новый рушник. Здесь было почти как дома – у своих чуров под присмотром.

– И что мне теперь с тобой делать? – хмурясь, спросил Горун.

У него еще болела ушибленная голова – кулаки у того киевского невидимца оказались что надо, – и он никак не мог сообразить, как поступить. Подайся они за грибами – надо было бы вести брата домой, отпаивать водой, и чтобы отлеживался. Примочки из змеиного корня опять же сделать – у матери есть. Но они сюда не за грибами пришли! За невестой!

– Я дальше не пойду, – горестно выдохнул Радожит, усевшись. – Не велит мне Перунов камень.

Вот это напугало его сильнее всего. От гадючьего яда молодые и сильные не умирают – ну, опухнет укушенное место, поболит да и перестанет. Но его уклюнул не обычный гад, а священный змей, хранитель рода хотимиричей. Трудно яснее выразить волю богов: не про тебя сие дело, отроча! Домой ступай, мамкин витязь!

– А ты иди! – спохватился он. – Ступай скорее! Того немытика и след простыл, он небось на ручье уже!

Горун нерешительно оглянулся в ту сторону, куда ушел киянин.

– А ты точно не помрешь? Может, в Хотимирль тебя свести?

– Точно не помру, чтоб света не увидеть! Голова только кружится, сердце бьется… – Радожит сглотнул, отгоняя подступавшую дурноту. – Посижу, сил наберусь да и пойду сам потихоньку. А ты ступай! Теперь весь наш род на тебя одного надеется!

Радожит прикрыл глаза. Сам-то, выходит, надежд отцовых не оправдал…

То, что еще утром было веселым состязанием, почти забавой в духе купальских игрищ, вдруг обнаружило глубокий и даже грозный смысл. Парень, которым двигало лишь желание выпустить свой задор и показать себя, осознал, какие важные последствия будет иметь исход нынешнего дня – укусив, родовой змей поделился мудростью. Важные не для самого Радожита, не для того, кто раздобудет невесту – для всего рода Хотимирова. Его самого боги столкнули с этой священной дороги, выбросили из круга избранников. Но, оробевший от поздно пришедшего осознания важности этой задачи, Радожит даже не чувствовал обиды.

– Ладно, – с сомнением вымолвил Горун. – Коли клянешься, что не помрешь… Хочешь, посох тебе вырежу? Обопрешься да и побредешь потихонечку.

– Что я – дед хромой? Посижу и так пойду. А ты не мешкай.

Горун ободряюще прикоснулся к его плечу и шагнул к дальнему краю поляны.

– Ты бережнее там! – с мольбой бросил Радожит ему вслед.

Стало страшно – если у хорошо знакомого Перунова камня поджидала такая опасность, то что же таится впереди, в чаще? Ведь путь Горуна отсюда лежит прямиком в Навь…

Горун оглянулся и успокаивающе кивнул. Пересекая поляну, он уже не улыбался.

* * *