Сокол над лесами

Из трех переправ Зорник, Родимов сын, выбрал ту, что с полуночной стороны – там через Смородинный ручей был переброшен мосток. Он находился дальше двух бродов, но легко было догадаться, что на бродах, как более легких для преодоления, будут поджидать крепкие заставы. Дорога выйдет чуть длиннее, зато есть надежда проскочить за ручей незамеченным. Чужакам до такого и не додуматься. Троих пришлых, хоть двое из них и княжьего рода, Зорник за сильных соперников не считал. Где им, неведомого пса сестричей, одолеть Хотимировых правнуков на их родной земле? Опасался он только братьев Путиславичей, особенно Горуна. Тот, после того как его отец был избран воеводой и успешно отбил набег руси, себя небось родным внуком Перуновым мнит.

Держась за ветки ивы, Зорник бочком пробрался по двумя бревнышкам и уже выбирал, куда на мокром песке той стороны поставить ногу, чтобы меньше вымокнуть, как приметил впереди на тропе движение. Вскинул глаза… и чуть не полетел в воду.

Сколь ни будь ты хитер, а Навь не перехитришь. Откуда она взялась? Не то выскользнула из густого орешника вдоль тропы, не то прямо из воздуха соткалась – чудное существо, не то женщина, не то волчица. От потрясения Зорника бросило в жар; он застыл на месте, не замечая, что черевьи уже полны воды, и лихорадочно цеплялся за ветки, чтобы устоять на ногах.

Никогда в жизни… ни на испытаниях у деда Лукомы, ни во время страшных игрищ на Карачун не видел он ничего подобного. На тропе перед ним, закрывая путь, стояла подбоченясь волчица в человеческом облике. На обнаженное тело сзади была накинута шкура, лапы перекрещивались меж округлых грудей и крепились к бокам на уровне пояса, не скрывая, однако, ни единой подробности ее сложения. Никакого иного, кроме шкуры, намека на одежду на ней не имелось. Женское естество у нее было как у любой девки, зато голова совершенно звериная: волчья морда вместо лица, волчьи уши. Есть ли сзади хвост, Зорник не разглядел: против воли взгляд его прилип к другим, более соблазнительным частям ее тела.

«Лютица!» – мелькнуло в мыслях. И будто ледяной водой окатило: занятно слушать предания о Лютице-вешче, волхвите, умеющей принимать облик волчицы, но совсем иное дело – когда существо из преданий выходит тебе навстречу наяву, да в глухом лесу, где ты один-одинешенек. Здоровый, бойкий парень ощутил себя дитем неразумным, не знающим, как быть. Куда вся удаль подевалась?

– Что закоченел, лягух мокрохвостый? – человеческим голосом бросила ему волчица. – Порты небось обмочил уже? Страшно, да? – Насмехаясь, она слегка качнулась, вильнула бедром. – Не бойся, я на вашу сторону не хожу. Хочешь бежать – беги. Мамка спрячет.

Говорила она ясно, как человек, голос у нее был немного хриплый, но молодой и веселый. Зорник стиснул зубы, отчаянно пытаясь взять себя в руки. От близости потустороннего существа пробирала дрожь, страх смешивался с лихорадочным возбуждением от этого зрелища. Обнаженное женское тело – и волчья голова…

– Т-ты к-кто? – задыхаясь, выдавил он.

– Переправу сторожу, – весело ответила зверица. – От таких вот, как ты, сосунков захожих. Грибы искал, что ли? Здесь не водятся. Только тот худой опенок, что у тебя в портках. Проваливай, пока я добрая, нечего тебе здесь ловить.

Но в хриплом голосе ее звучала скорее насмешка, чем угроза, и Зорник отчасти опомнился. Лютица-вешча ему всегда представлялась старой, а эта явно была совсем молодая. Может, внучка той старой волчицы? Но какой же парень потерпит, чтобы над ним смеялась девка – пусть даже в шкуре! Он ведь не из последних – в лесной ватаге три года вожаком был, пока княжич не пришел. Зорник заменил Будима во главе юной стаи, когда тот погиб, и с тех пор надеялся заменить и как наследник Благожита. Для чего требовалось одолеть соперников и отыскать путь к Будимовой сестре…

Да это же и есть то испытание, которое он должен преодолеть! Волчица охраняет переправу через Смородинный ручей и путь в Невидье, ждет тех, кто желает этот путь отыскать.

И уж он, Родимов сын, не из тех, кто от первого же препятствия назад повернет. Не за тем пришел.

В таких делах нет пути назад. Всякий, кто встает на тропу священных испытаний, на каждом шагу чувствует лопатками невидимую, но прочную стену, что подпирает сзади и движется вместе с тобой. Оставшийся на месте, отступивший будет что мертвый – только двигаясь вперед, можно сохранить право на жизнь и уважение.

Зорник шагнул еще раз, встал на твердый берег, выпустил из рук ветки ивы. Поправил шапку. Волчица не шелохнулась. Зорник всматривался в ее морду, пытаясь поймать взгляд, но собственный его взор против воли все соскальзывал на ее обнаженную грудь, на плоский живот и на темный островок в его нижней части. Разнородные мысли и побуждения крутились вихрем, сбивая с толку, накатывали волны жара и одновременно ужаса.