— Мне всё равно придётся жениться, — пожал он плечами. — Когда-нибудь обязательно придётся. Это мой долг. У нас о браках договариваются родители, жених и невеста иногда до свадьбы даже не знают друг друга. Моя матушка так вышла замуж за отца — дедушка Хостер ей велел. — Роберт улыбнулся и бодро добавил: — Если мне всё равно придётся жениться, то лучше уж на тебе… Тебя я всё-таки знаю. Ты хорошая… и добрая… Ты спасла меня и помогала мне. И ты понравишься моей матушке. Обязательно понравишься! Ведь ты хорошая… и добрая. И ещё ты умеешь читать и писать…
Роберт растерянно смотрел на свою подружку, лицо которой становилось всё несчастнее с каждым его словом. И он заговорил с удвоенным жаром, взяв её за руку для пущего убеждения:
— А когда она узнает, что ты спасла меня от смерти, она тебя полюбит. Вот увидишь! Не бойся, Грай. Я хочу, чтобы ты пошла со мной. Очень хочу… но… — Роберт замолчал, и она тоже замерла, закусила губу, ожидая приговора. — Но я не хочу, чтобы ты умерла! — выпалил он вдруг. — Как твоя мама… от тоски. Мы ведь навсегда уйдём, понимаешь? Ты больше не увидишь ни отца, ни брата. И я не хочу, чтобы ты умерла, тоскуя по ним…
— И всё? Ты только поэтому сомневаешься? — Её взгляд просветлел, и Роберт не понял, почему она вроде как выдохнула с облегчением.
— Да… только поэтому. Я не хочу, чтобы ты была несчастной. — Он тоже вздохнул свободнее. — Если бы мне сказали, что я могу сам выбрать себе жену, я бы выбрал тебя. Ты мне нравишься. Ты хорошая… и ты доб… — Роберт запнулся, заметив, как недоумённо стало вытягиваться лицо Грай, и закончил беспомощно: — …рая. И ещё ты красивая…
— Правда? — на последнем слове она радостно рассмеялась, её глаза засияли. — Ты правда так думаешь, Роберт?
— Да, конечно… Тогда, на церемонии, когда все девушки были в туниках, с распущенными волосами… вы все были красивые. Но ты была самая хорошенькая! Я внимательно на вас смотрел, когда вы танцевали вокруг костра. Ты была красивее всех.
— Даже красивее Шелы?
Он кивнул.
— Ты была словно белая ярочка среди чёрных овец… словно звёздочка среди тёмных туч.
Грай смотрела с восторгом и благодарностью, а потом хихикнула:
— Шела — это туча?
— Грозовое облако, — подтвердил Роберт, улыбаясь.
— Или чёрная овечка?
— Очень-очень злая…
Роберт обнял Грай за плечи, прижал к себе.
— Я не хочу грозовое облако. Я хочу звёздочку… — Он наклонился, прикоснулся губами к щеке. И спросил, успокоенный, умиротворённый доверчиво прижавшейся к нему подружкой: — Теперь всё хорошо, Грай? Ты больше не боишься? Чего ты, кстати, боялась? Почему убежала от костра?
Грай, только что счастливо смеявшаяся, вдруг напряглась, сжалась, её ладони упёрлись ему в грудь, отталкивая. Но Роберт держал крепко.
— Нет, — прошептала она. — Отпусти меня. Нет, Роберт… Я не буду говорить. Ты не захочешь жениться на мне, когда узнаешь…
— Что? Что такое? — спросил он обеспокоенно. Ведь только что всё было так хорошо!
Но Грай мотала головой, шмыгала носом, а потом вдруг разревелась и уткнулась Роберту в грудь.
— Скажи… скажи… что случилось? — шептал он и гладил её по волосам.
— Нет, я не могу… Ты тогда не захочешь…
Она всхлипывала, пряча лицо в его уже насквозь мокрой рубашке, горестно подвывая, прижимаясь всё сильнее. Он не торопил её, не пытался заглянуть в глаза, не требовал больше ответа.
— Обманывать нехорошо, Роберт. И я не хочу тебя обманывать… Пусть даже ты откажешься. — Грай наконец решилась и пробормотала так тихо, что он едва разобрал: — У меня груди нет.
— Чего нет? — Ему казалось, что он всё же ослышался.
— Сиськи… их нет. Ну, они есть, но очень маленькие.
Озадаченный, встревоженный неожиданно возникшей проблемой, Роберт с трудом подыскивал слова утешения.
— Ну… ты ещё будешь расти, — сказал он, выуживая из памяти чьи-то чужие фразы. — А когда человек растёт, у него всё растёт.
— Силдж тоже так говорит. Но мои не растут… вообще не растут, окаянные. — Она снова жалобно всхлипнула. — Мне почти четырнадцать, а моя грудь плоская, как… как поляна! Только соски торчат, как две землянички…
Грай затихла, но всё ещё продолжала цепляться за Роберта — выдав постыдную тайну своей женской несостоятельности, теперь она уже от смущения не смела взглянуть на него.
— Не переживай. — Он снова наклонился и поцеловал её куда-то в ухо. — Я не люблю большую грудь… она противная…
— Да при чём здесь ты, Роберт? — Грай так резко вскинула голову, что чуть не врезала ему макушкой в подбородок. Но потом до неё дошло, что он имел в виду, отчаянно покраснела, и тут же сердито нахмурилась, уже позабыв, что минуту назад рыдала: — Как я буду кормить наших детей?!
— Детей? Каких ещё детей? — Он снова растерялся. — Ах, да… детей… Ну…
Мысли метались в голове ошалелыми кроликами, от безысходности Роберт сжал Грай так сильно, что она пискнула, и он в испуге расслабил объятия, лихорадочно придумывая ответ. И придумал, громко вздохнув от облегчения.