Но человеческое сознание инертно. Его надо ублажать, развлекать. В него надо силой пропихивать нестандартные, новые на данный момент мысли, обороты речи. И Кузнецову повезло. Рядом с ним оказался такой «пропихиватель» – Вадим Валерианович Кожинов. Неизвестно, состоялся бы Кузнецов без Кожинова в полной мере или нет. Это вопрос в пустоту. Слава Богу, что он был. И мы ему за это благодарны. Жалею, что никто сейчас не хочет или не может взять на себя эту тяжелую работу. Ведь неизвестно еще, чем она может аукнуться в будущем, принесет ли дивиденды… Многие предпочитают только, как критик Б., констатировать факты существования тех или иных персонажей, уже давно отмеченных другими литераторами (чаще всего еще советскими)…
И еще Кузнецов был миссионером, бессребреником. А это явление в наши дни практически неповторимо. В наши дни – стяжательства, когда превыше всего желание хорошо и «красиво» жить. Все хотят
Судьба поэта трудна не сама по себе, а потому, что она Судьба Поэта. Критик, физик, строитель в тех же условиях, чувствуют себя намного лучше (нервная система менее расшатана, душа менее ранима, совесть может смириться с бытом). Ну подумаешь – не печатают, зарплату не дают, начальник дурак… Займемся чем-нибудь другим, сменим работу, спрячем фигу в кармане. А поэт так не может. Ни сменить работу (читай призвание), ни жить с фигой (как с нелюбимой женщиной). Поэт прост, как народ, прозрачен и чист душой, наивен и простосердечен. Ложь его убивает, один из главных его принципов – не лги себе!
Виктор Пеленягрэ, выпускник Литинститута – «маньерист» и автор нескольких широко известных поп-хи тов, как позже выяснилось, не брезговал, как он это называет, позаимствовать то строчку, то четверостишие, то целое стихотворение. Он выдал за свой текст песни, исполняемой группой «Белый орел» «А в чистом поле система “Град”», на самом деле переделанный из стихотворения покойного коллеги по цеху Андрея Туркина… Позаимствовал он четверостишие и у Юрия Поликарповича:
нелепо заменив в нем пару слов. А не подозревавшая ни о чем Ирина Аллегрова исполняла песню с заимствованными строками на различных «высоких» площадках.
Когда певица узнала об этом, она была просто в шоке. Пеленягрэ же, а встретил я его на одном из телефестивалей «Песня года», где исполнялись и мои песни, услышав мой недоуменно-возмущенный укор, как он может воровать чужие стихи, а тем более стихи известнейшего поэта, живого классика (на что он надеется, ведь это все равно станет известно, он бы еще у Пушкина своровал…), рассмеялся по-барски фамильярно и сказал, что это не плагиат, а заимствование (как будто хрен слаще редьки… «Справедливости ради» надо сказать, что это оказалось не единственное его «заимствование» у Кузнецова). И добавил, Поликарпыч, мол, не обидится. А «Поликарпыч» действительно знал об этом (здоровья, думаю, ему это не прибавило). Он всего лишь сказал мне: «Я даже не хочу говорить об этом. Счастья ему это не принесет. Нет такого поэта. Кузнецов есть, а Пеленягры нет». Естественно, в суд он тоже подавать не стал, не тот уровень… Неестест венно другое….
Где был Союз писателей? Почему Российское Авторское общество, созданное для охраны прав авторов, не сделало этого? Не отследило. Неужели так низок интеллектуальный уровень чиновников от культуры? А ведь в творениях этого сочинителя (и не только в текстах песен, но и в стихах, в частности, опубликованных в книге «Как упоительны в России вечера», вышедшей в издательстве «Голос» в 1999 году под редакцией Т. Алешкиной), «плавают» как у себя дома многочисленные строчки из Блока, Цветаевой, Есенина, Рубцова, Ахматовой, Пастернака, Гумилева, Высоцкого, Тарковского, Тряпкина, а также из известных «дворовых» и авторских песен.
Удивительно, что Академия поэзии, возглавляемая замечательным поэтом Валентином Устиновым, приглашает такого автора под свои знамена, заявляя его в своих выступлениях, публикуя в своих альманахах. Неужели же помощники Устинова, принимая сочинителя в члены Академии, не интересуются его «творчеством», не читают его стихов… Кузнецов, кстати, как рассказывал мне Устинов, скептически отнесся к созданию Академии и не вступил в нее. Он был абсолютно самодостаточен – в этом смысле.