Соколиная охота

Кулфу знал, куда идти, где искать ответы на интересующие его вопросы. Тот седовласый старик сделал Келле таким. Но отчего из всех шестнадцати маза, которым подключили «балалайки», только Келле стал… А кем, собственно, он стал? Вождем, колдуном? Кулфу не знал, как ответить на этот вопрос.

Келле повелевал людьми, он завораживал их. Но дело было не только в этом. Подобным фокусам можно научиться, можно искусно обманывать простаков всю жизнь, и тебя не раскусят. В конце концов, все колдуны не более чем искусные психологи. Ну, немногим более. Но Келле не обманывал, он, похоже, искренне верил в то, что говорил. И самое главное, духи – те самые духи, от имени которых он провозглашал свои решения, – ни разу не подвели его. Здесь было нечто большее, чем простой голос в голове, который, вероятно, создавала «балалайка».

Неужели духи и впрямь существуют?! Нет, в это Кулфу поверить никак не мог. Он опасался духов, он знал, это говорит древняя родовая память запуганных диких предков – ее никуда не денешь. Но верить в духов в век, когда одной бомбой можно уничтожить всю саванну… Слишком мелкими казались верования Хаммар на этом фоне. И было бы глупо согласиться с тем, что какие-то мифические духи наделили Келле подобными волшебными способностями.

Кулфу шел в тот самый карьер, где встретил группу белых, чтобы снова увидеть старика и спросить у него о многом. Кулфу сомневался и хотел узнать правду.

Он спустился на дно карьера. Туда, где в стене зияли несколько черных провалов. Кулфу отлично помнил, какая пещера ведет в подземелье белых, но входить в черное жерло не решился – нет сомнений, что подземелье нашпиговано многочисленными ловушками.

Но как дать им знать о своем приходе? Кулфу по праву рождения был колдуном. Он правил племенем с двадцати трех лет. Он не привык сомневаться и предаваться пустым раздумьям – народ не терпел колеблющихся правителей. Поэтому он воспользовался самым простым способом, который пришел на ум, не ломая голову разнообразными «а если».

Он встал, повернувшись к стене с черными провалами, и закричал изо всех сил:

– Я хочу поговорить с вами! Пустите меня.

Он не обратил внимания на то, сколько времени вопил. Судя по всему, не очень долго. Замолчал Кулфу лишь тогда, когда в одном из тоннелей показался белый человек. Это был тот самый здоровяк, что привел его сюда полтора года назад.

– Что тебе нужно? – спросил белый.

– Я хочу поговорить со стариком.

– Это невозможно, – коротко бросил здоровяк и повернулся, чтобы удалиться.

– Стойте, вы не можете так уйти! – выкрикнул Кулфу.

Белый остановился. Скорее от неожиданности, чем от слов колдуна. Он повернулся, и Кулфу понял, что тот смеется.

– Интересно почему? – сквозь смех выдавил из себя бугай.

– Мне нужно увидеть старика.

Здоровяк посерьезнел, его лицо приобрело суровое выражение. Такой вид лучше гармонировал с его телосложением.

– Ты больше неинтересен Профессору, – сообщил он.

– Но я следил за ними, за теми, кто с «балалайками». А теперь они вышвырнули меня. Что теперь со мной будет?

Бугай медленно пожал плечами. Похоже, он на самом деле раздумывал, что ответить колдуну.

– Как я вернусь в племя? – Голос Кулфу предательски дрогнул, перейдя на жалобные просящие нотки. Совсем непозволительное для колдуна поведение.

Белый еще раз пожал плечами, теперь уже уверенней, резким движением выдернул из кобуры пистолет и, почти не целясь, выстрелил.

Кулфу ничего не почувствовал. Лишь немного зачесалось в затылке. Он не успел даже осознать, что затылка у него теперь нет. Мир перед глазами колдуна померк, так и оставив неразрешенным вопрос: станет ли теперь Кулфу духом.

35. Саванна. Недалеко от горы Кения

Иногда возникало стойкое ощущение, что дорога бесконечна и их поход никогда не закончится. Ложное чувство – Куцев не был уверен насчет дороги, а вот конец похода маячил уже близко, ибо сил почти не осталось. Зря они пошли в эту чертову Африку, нет здесь никого, кроме дикарей с копьями. Никакой сети, ничего нет. И на помощь надеяться нечего.

Мустафа шел следом, жуя сигару. Она давно уже потухла, но капитан не замечал этого. Все устали, все шли из последних сил. И жара, казалось, становилась сильнее с каждым днем, еще немного, и начнут плавиться камни. Асфальтовое покрытие дороги после полудня превращалось в липкую черную жижу, поэтому люди шли по относительно свободной от растительности обочине.

Останавливаться приходилось все чаще. Не на привалы, просто останавливаться. Чтобы перевести дух, чтобы этот самый дух не испустить.

– Я больше не могу, – простонал Мартин и опустился на раскаленную землю. «Задницу ему, должно быть, печет покрепче, чем голову», – подумал Куцев.

– Вставай, – не останавливаясь, охрипшим от жажды голосом проронил Мустафа.