Соколиный остров

Из леса уже тянуло ознобливым сырым холодком, пахнущим прелыми листьями и гнилушками-плавунами, тяжело лежащими в низинах.

Мы таскаем из леса сушняк, а затем подкатываем бревна для нодьи, дающей жар всю ночь, особенно если бревна дубовые.

Трещит костерок, плюясь угольками. Василий млеет, растягивая блаженно шерстяной рот.

– Ну, по маленькой…

При этом он достает из рюкзака эмалированную солдатскую кружку.

– У тебя поменьше рюмки не было? – интересуюсь.

– Из другой не пью. Чего губы зря мочить?

Режем сало, лучок. Помидоры, располовиненные на сочно-алые дольки, еще пахнут летом. Отварная картошка индевеет на изломах, и от нее идет пар. Мы поливаем ее попросту конопляным маслом, и она желтеет, источая терпкий аромат. Тонкие ломтики сала, протыканные мясными прожилками, наливаются рядом с ней слезами-жиром. Рядом потеет «Фокинская»…

– Ну, за удачу!..

… Просыпаюсь от увесистых толчков в бок.

– Ты чего, Колдун?

– Смотри, мужик стоит без головы!..

– Василий, ты перед рыбалкой Майна Рида читал?

– Пиво пил.

– Оно и видно. Еще и рюмка у тебя… Пить надо меньше.

Протираю глаза и вглядываюсь по направлению вытянутой лапы товарища. Все залито холодным призрачным светом полной Луны, в котором лежат резко очерченные тени. И действительно: на границе света и тени стоит неподвижная фигура в плаще… Там, где должна быть голова… Пусто… Чувствую, как волосы начинают выползать из-под камуфляжной кепки.

– Мужик! – не выдерживает Василий и почему-то вместо баса блеет пожилым бараном. – Мужик, отзовись! По-доброму прошу!..

Безголовый человек в плаще презрительно и молчаливо продолжает вглядываться в нас.

– А-а! – не выдерживает Колдун, и швыряет в черную фигуру топорик. Слышно было как топор, сочно чмокнув, вошел в плоть. Но фигура так же неподвижна и молчалива.

Устав от долгого страха неизвестности, мы идем к посланцу тьмы с чувством кролика, идущего в глотку удава. Подойдя ближе, мы обнаруживаем в лунном свете высокий пень, накрытый плащом. В пне торчит топорик…

– Ты, Чингачгук, когда пиво перед рыбалкой пил, еще и томагавки метать тренировался?

– Нет, только пиво… Пил…

– Я перед самой рыбалкой этот плащ приобрел, ПВХ, между прочим. Ладно бы ОЗК жеваный… Ирокез… Гойко Митич…

– Да куплю я тебе такой же!..

И долго потом не могла уснуть река от дикого хохота. Даже поджавшая губы Луна не выдержала и подмигнула нам Морем Дождей…

Собака и кортеж

Утро было тихим и серебристым от инея. Хрупкие травы, словно побелевшие с проседью волосы, были неподвижны. Струи реки, огибая лежащий в воде черный дуб, звенели негромко в унисон почти неуловимому тонкому и общему звону поздней осени, лежащему окрест. Непонятный и почти неуловимый запах дыма был в прозрачном воздухе. Этот запах присутствует почти всегда, если зайти с мороза в теплый дом. Так иногда меня будила девушка, приходящая с улицы, красной от стеклянного холодного солнца. Девушка была стремительна и румяна, она и приносила этот легкий привкус свежего дыма, которым пахла ее жадно сбрасываемая одежда. Еще был запах осеннего яблока от ее белой кожи и быстрых губ. Она почему-то всегда приходила с мотивом из «Богатырских ворот»… Эта девушка потом стала моей женой.

Этой ночью мы ловили налима. Нет… Мы просто пили водку у сонно мерцающего костра и смотрели на черную воду, бегущую в бликах алеющих углей. Изредка ленивый белый свет фонарика выхватывал из темноты латунный колокольчик, висящий на леске. Налим не брал. Его, когда-то многочисленного, сейчас просто не было здесь. Видимо, здесь уже побывали существа с приспособлениями для убийства рыбы током.

От тоскливой пустоты нашего занятия и действия водки мы к утру стали зло-ироничны.

– Ты, Василий, сегодня рыбу на рынке купишь? Катя опять скажет, что у теплой лунки грелся, – щурюсь лениво на молодую зарю.

Василий Колдун со скрипом чешет спутанные клочьями волосы.

– Так нет же налима на рынке.

– Купи минтая и скажи, что налим, – ядовито провоцирую товарища, не понимающего юмора.

– Нет, я куплю цветов и тортик. Она любит, – простодушно отвечает Василий.

Спохватившись, я поддерживаю товарища:

– Правильно. И томик Дарьи Донцовой не забудь.

Колдун долго прислушивается к движению мысли в его голове. И, наконец, замечает:

– Мне потом спать негде будет.

– Самый издаваемый писатель сейчас в России. Русским классиком себя признает.

– Да-да, – рассеянно поддакивает товарищ. – Катя тоже читает. Жрать только перестала готовить. Подружки ее тоже одичали, все про лампу какую-то твердят, Евлампию… Глаза при этом, как у тебя с запоя. Хотел я как-то сдать эту макулатуру, так жена говорит, мол, разведусь, без Даши Васильевой мне не жить…

От нечего делать включаю приемник. Опять эти Суханкины, Наташи Королевы… Оп-па!.. Наконец-то!.. «Плачущее небо под ногами…», «осень, в небе жгут корабли…», «что же будет с родиной и с нами?..», Юрий Шевчук. Словно бальзам на душу…