Соколиный остров

Тзинь!.. – проснулся вдруг колокольчик. Сглотнув слезу, бегу к закидушке. Леска мелко дергается, и я без церемоний вынимаю из реки комок слизи и колючек… Ерш… Это все, что осталось в реке. Кот есть не будет. Раньше убрал бы впрок, как наживку для налима.

На обратном пути мы ловим в пруду ротанов. Это все, что может дать сейчас моя близкая пригородная провинция, тихая и золотая от палого листа. Негромкая ее красота раньше сопутствовала главному делу, без которого самый впечатляющий рассвет на серебряных лугах был просто любованием пейзажами. Ловля мелких ротанов не может заменить настоящую охоту первобытного добытчика. Но мы сидим, и время от времени поддергиваем кверху удилища-телескопы. На леске чернеет нечто, состоящее, кажется, из одной пасти и брюха… Эта жадная рыба все же упориста и настойчива. Она вкусна в ухе и на сковородке, и может в какой-то мере удовлетворить азарт и инстинкт рыбака, если нет возможности прийти к волжским раздольям или к лесному озеру, черному от торфяной воды и тени молчаливого леса.

День уже разгорается, и мы садимся на свои байки-велосипеды. Мурлыча трещотками, катим неторопливо по щербатому деревенскому асфальту. Под колеса бросаются лохматые дворняги с белыми от ярости глазами. Но едва минуешь дом с щелястой собачьей будкой, и псы теряют к тебе всяческий интерес. Эта напускная ярость, видимо, единственная возможность разогнать тягучий сплин простой деревенской дворняжки.

Навстречу спешит старушка с полиэтиленовым пакетом, из которого торчит здоровенный хвост горбуши.

– Бабушка, где поймали? – интересуемся лениво.

– В магазине, сынки. Там сейчас самый клев, надо еще деньги научиться рисовать!..

– Вы же на реке живете.

– Э-э, вспомнил! Там только лягушки сейчас. А в прошлом году много рыбы плыло по реке. Мешками мужики несли…

На выезде к шоссе нас останавливает резкая трель полицейского свистка. Одетый по полному параду дэпээсник машет отчаянно палочкой.

– Нельзя-нельзя! К обочине!

– Так мы же на велосипедах. По краю проедем.

Но на лице служивого застыло такое испуганное отчаяние молодого солдата, что мы понимающе сворачиваем к обочине.

– А что случилось?

– Я не могу сказать. Ждем.

Все понятно. Словно жизнь замирает, если столица Москва вдруг отрыгнет еще одну важную шишку, из тех, что зачастили в последнее время к нам. Видимо, имеют интерес. Что-то подобное замечено и с попсой, также повадившейся в провинцию собирать у недалеких нубов остатки провинциальной зарплаты. Вот сейчас и китайскую «звезду» ждем-с… Раньше, помнится, в самый неподвижный застой и разгар провозглашения анафемы в адрес тяжелого рока, к нам «Сине-черные» наведовались, «Иллеш», «Хунгария», «Будка суфлера» и прочие потрясатели нашего сознания. Понятно, что и потяжелее слыхали, но только с фарцовых пластов-дисков. Вживую венгры и польские парни за супер-стар шли. А сейчас – Ви-тас сподобится…

Для гостей даже шоссе подновили, высокими заборами отгородили пригородные развалюхи-хижины, чтобы не огорчать глаз щепетильного столичного гостя подлым видом…

Над шоссе застыло томительное ожидание. В этой тягостной неопределенности с противоположной стороны вдруг выпрыгнула веселая собака без комплексов. Она смело шагнула на пупырчатый асфальт и… тут же осадилась от визга свистка… Собака подняла недоумевающую морду: мол, живу я на той стороне, мне бы домой, если можно, господа… Но испуганный и услужливый страж был непреклонен. Он показывал собаке палочкой направление, по которому той надлежало проследовать. В глазах собаки застыло тоскливое непонимание. Одна ее лапа дернулась и шагнула вперед. Собака, пригнувшись к асфальту и глядя на дэпээсника, начала тихо-тихо убирать ее обратно. При этом морда ее подхалимски осклабилась, а глаза поволокло законопослушанием и преданностью основам конституции… Но полисмен был непреклонен. Жезл был железен, и в глазах дэпээсника торчали шляпки от гвоздей… Собака согласилась, и, понимающе кивнув, вдруг одним сильным махом перепрыгнула почти полшоссе и чесанула зайцем прямо к деревне. Вслед ей неслись истерические трели свистка и наше дикое ржание…

Вскоре мимо нас пронеслись какие-то черные машины, где, очевидно, и находились «слуги народа»… А мы поехали варить уху из ротанов, слушать фанк «Земля, Ветер и Огонь», душевного и честного Юрия Шевчука и пить водку в сладкой тоске золотой осени…

Привязанный