Соколы огня и льда (ЛП)

— Но знаешь, Пио, прошло ведь только четыре дня. Как только она услышит, что у меня завелись деньги, чтобы купить ей платья и украшения, живо примчится сюда. Вот ты погоди, увидишь. Все солдаты королевской армии её не удержат.

По гнилому дереву над головой пробежала зелёная ящерка. Господи Иисусе, как жарко. Пот струился по моему лицу, заливая глаза. Сквозь разбитые ставни проникала вонь гниющих рыбьих кишок, смолы и сохнущих водорослей, и ни дуновения ветерка не охлаждало крошечную каморку. Я шлёпнул клопа, забравшегося мне под мышку и попытался устроиться поудобнее на комковатом соломенном тюфяке.

Внизу, под окном, я слышал шуршание и писк крыс, дерущихся за отбросы — совсем обнаглели и даже не ждут наступления темноты. Но в первый раз за долгие недели меня не возмущали все эти ежедневные муки.

Ещё только пять дней — и я навсегда съеду отсюда, с денежками, позвякивающими в кармане, и полным пузом хорошей еды. Жизнь — это дерево со сладкими персиками для тех, кто знает, как их сорвать, и я почти достал самый сочный.

Исландия Эйдис

Мьюз — домик, где держат соколов, особенно пока те линяют. Или клетка.

Моя сестра умерла сегодня. Я крепко прижимала её к себе, и ощущала, как её покидает жизнь. Я всегда думала, что дух вылетает из тела, как жук, летящий на свет. С первыми судорогами смерти он медленно расправляет крылья, примеряется, а потом внезапно взмывает вверх, и душа уносится с ним. Но было совсем не так. Это походило на воду, медленно утекающую из треснутой чаши. Это было как таяние сосульки, капля за каплей. И не настало мгновение смерти, только медленно ускользала жизнь. Сердце билось всё тише, бой барабана затих вдалеке, и барабанщик ушёл.

Валдис ничего не говорила, но я знала, о чём она думает, я всегда знала. Она думала о горе, о реке голубого льда, которая так медленно течёт с горы, что движение почти незаметно, хотя и знаешь, что оно есть.

Когда мы с ней были детьми, мы часами смотрели на реку, надеясь увидеть, как она меняется, но ни разу не видели. По ночам, прижавшись друг к другу в маленькой кровати, которую делили с сестрой, мы прижимали руки к ушам и слушали, как для нас поёт ледяная река под холодными яркими звёздами. Но иногда река не баюкала нас колыбельными. Она шумела, трещала так громко, что вокруг эхом слышался грохот, как будто сами горы рушились над долиной. И тогда мы в страхе цеплялись друг за друга.

Вот о чём, умирая думала Валдис, — о ночах синего льда. Мы всегда обещали себе, что когда-нибудь снова увидим ту реку. Придёт день — и мы покинем эту пещеру, снова выйдем на свет. Будем бегать по поросшим травой равнинам, и скользить по замёрзшим озёрам, и взбираться по чёрным острым камням к вершине горы, туда, где мы родились. Когда-нибудь, — говорили мы, — настанет тот день… Мы обещали это друг другу.

Наша мать привела нас в эту пещеру, когда нам было семь. В этом возрасте в ребёнке пробуждается дар ясновидения. Я помню, какой безбрежной нам показалась пещера.

Сначала спуск по узкой расщелине в скале, укрытой от взгляда смертных, если только не знать, что она там есть. Потом мы шли вниз и вниз, в темноту, по уступам и валунам. Звук падающей воды становился всё громче, а жар — сильнее. Наконец, мы оказались на плоском дне просторной пещеры, больше, чем наш дом над рекой из льда. Под нашими босыми ногами были горячие камни.

В дальнем конце пещеры, в самой её глубине, бурлило озеро чистой горячей воды, выходящей из подземной реки глубоко внизу. Вода стекала в другую пещеру, где, зажатая в узких тоннелях, уносилась куда-то далеко, и, как нам говорили, наконец пробивалась сквозь камни на свет.

Когда мать впервые привела нас туда, мы с Валдис боялись этого бассейна с парящей водой. Нам казалось, что там, на дне, затаился какой-то огромный зверь — дракон или чудище, который может подняться, пока мы спим, и сожрать нас. Сначала мы старались спать по очереди, но в конце концов обе уснули.

В пещере было слишком тепло, звуки воды не давали сопротивляться сну. Но теперь я одна у этой воды. Теперь никто не увидит, бодрствую я или сплю. Пятьдесят лет нас здесь было двое. Мы были близнецами, постоянными спутницами день и ночь, наяву и во сне. Даже любовникам незнакома такая близость. Я смотрела на одиноких людей и думала — каково это, жить в компании себя самого, слышать биение только своего сердца в ночи, чувствовать только своё дыхание в темноте. Сестра была так мне близка, как душа близка с телом, и я не могу представить жизнь без неё.

Я знала, что мы когда-то умрём, все смертные умирают, но думала, мы умрём вместе. Казалось невозможным, чтобы одна из нас оставалась в живых, когда другая уйдёт.

Сказать по правде, я совсем не уверена, что жива. Я словно окаменела внутри, как будто мысли застыли и слёзы сделались льдом, но всё же, тело всё ещё чувствует жар воды, бурлящей в пещере.