Соколы огня и льда (ЛП)

— Может, я и отнял деньги у нескольких дураков, но лишь у богатых, которые вполне могли справиться с такой мелкой потерей. Но я не убивал никого, тем более, женщину. Сознаюсь, я не так часто бывал на мессе, как хотелось бы моей матери, но, кажется, когда я присутствовал там в последний раз, священник упоминал о том, что убийство есть смертный грех, или та проповедь мне приснилась?

— Если ты убил христианина, мужчину или женщину, тогда ты, действительно, повинен в смертном грехе, — сказал молодой. — Но та девушка — не христианка. Она — марран, еретичка, еврейка. А Христос радуется смерти еретиков. Всякий, кто очищает Португалию от этой дьявольской скверны, благословен в глазах Господа и Святой церкви.

— Тогда пусть это сделает Святая церковь, — возразил я. — Пусть её повесит инквизиция. А я никого убивать не буду. Уж лучше провести остаток жизни в тюрьме, чем убить девушку, не причинившую никому зла. Вы не поверите, но у меня свои принципы, и убийство я считаю недопустимым, особенно убийство женщины.

Я старался говорить как можно решительнее, и в тот момент был так оскорблён тем, что мне предложили, что совсем позабыл о последствиях.

Старший из двух священников вопросительно посмотрел на кого-то, стоявшего в тени позади меня. Потом, чуть кивнув, зашагал по каменным плитам назад, и только шуршание его рясы выдавало движение. Священник помоложе не двигался и продолжал наблюдать в молчании, как гончая, которая ждёт егеря, сторожа добычу.

Спустя несколько минут, две пары ног тяжело затопали вниз по лестнице, а потом по каменным плитам, приближаясь ко мне.

Внутри у меня всё сжалось. Это шли не священники. Значит, он послал за охраной, чтобы выбить из меня, что им нужно или хуже того?

Но показавшиеся охранники вдвоём подтащили ко мне длинный замотанный свёрток и с тяжёлым глухим стуком бросили его на каменный пол. Вслед за ними вернулся и старший священник, махнул рукой, отпуская охранников, подождал, пока они поднимутся по ступеням, а потом продолжил:

— Пойми, Круз, я ведь не доверчивая пожилая леди и не глупая девушка. Меня твоему болтливому языку не соблазнить. Я хорошо умею искоренять ложь. Я могу взглянуть любому в глаза и прочесть в них правду. Но в твоём случае мне это незачем. Вот доказательство. К постоянно удлиняющемуся списку твоих преступлений добавляется ещё одно — убийство.

Я растерянно смотрел на него.

— Я никогда… Я признаюсь во всём, но в убийстве я невиновен. Я никого не убивал.

Речь иезуита стала ещё более размеренной, он явно получал от неё удовольствие. Этот человек гордился, что мучает жертву одними словами, не применяя насилия.

— Сколь легко некоторые люди забывают, что имеют грехи. Хотя меня удивляет, Круз, что ты так легко позабыл именно этот грех. В конце концов, ведь он совершён меньше, чем месяц назад. Сильвия, кажется, так ты её называл. Должен признать, способ не слишком изысканный. Многие куда лучше владеют умением сделать убийство похожим на естественную смерть, да так, что даже у самого подозрительного человека не возникнет сомнений. С другой стороны, на море или в той захолустной земле на севере — кому нужна эта изысканность? Всё что тут нужно — уверенность, и я точно уверен, Круз, что ты именно тот, кто нам нужен.

— Нет-нет, вы всё не так поняли. Я не убивал Сильвию. Тот идиот, Филипе, увидал утонувшее тело и решил, что это она, но ошибся. Говорю вам, это не Сильвия, нет, она не мертва. Она до сих пор жива. А эту женщину я никогда в жизни не видел, и, конечно же, не убивал, и тем более, не убивал Сильвию.

— Как ты можешь клясться, что не знаешь эту женщину, Круз? Я её тебе ещё не показывал.

Он сделал знак младшему священнику, и тот, зажимая рукой нос и рот, встал на колени и принялся осторожно разматывать тряпку, в которую было завёрнуто тело.

— Нет, нет! — завопил я. — Не разворачивайте, умоляю. Я её уже видел. Я не вынесу… Говорю вам, это не Сильвия. Клянусь, я понятия не имею, кто она.

— Брось, Круз, — недовольно сказал священник. — Мы же должны показать тебе, в чём тебя обвиняют. Это честно и справедливо. Я считаю, что нам следует оставить её здесь с тобой до конца твоей жизни, так что ты сможешь как следует погоревать о ней и помолиться за её душу. Не хотел бы я разлучать двух таких нежных влюблённых. Пожалуй, я попрошу охранников приковать её тело к столбу напротив тебя. Ты же не хочешь, чтобы её унесло приливом? Долгие недели ты будешь смотреть, как она на твоих глазах разлагается, и утешаться мыслью, что и сам скоро станешь таким же. А когда волны наконец сомкнутся над твоей головой, ты и твоя прекрасная возлюбленная снова воссоединитесь в холодных объятиях смерти.

Младший священник на минуту перестал разворачивать труп. Он покачивался и вздрагивал, прикрыв глаза, словно никак не мог сделать выбор между рвотой и обмороком. Наконец, он судорожно вскочил и подбежал к бойнице в стене, выходящей на море, наклонился и вдохнул свежий воздух.

Старший иезуит оставался беспристрастным.