- Как если бы звенели соловьи. - Сократ будто не слышал Антифонта. Голос Ксантиппы - пенье священной цикады, и Антифонт побелел бы от зависти, если б только услышал, сколько бодрости и жизнерадостности скрыто в горлышке этой прелестной девы. Редкий человек способен так глубоко впадать в священный экстаз, как она. Знал бы мою Ксантиппу бог радости Дионис, поместил бы ее в первых рядах поющих менад за звонкий ее голосок! Все риторы могли бы у нас поучиться. Клянусь псом! Иной ритор едва выжимает из себя слова, заикается, повторяется, помогает себе руками, ногами, прямо пляшет на трибуне - а она? Встанет, подобная Артемиде, чуть выдвинет вперед красивую ножку, левую руку в бок, правую поднимет изящным жестом, откроет ротик - и полетят слова к покупателям, к родителям, ко мне, да со свистом - не слова, а туча стрел, не речь - персидская скачет конница! О, верьте мне, дорогие друзья, очень и очень многим следовало бы поучиться у нее. Изучать богатство выражений, подражать своеобразной решительной манере, перенимать интонации и так далее... А какой она знаток синонимов! Слышали бы вы, сколькими меткими сравнениями из царства природы и духа умеет она сказать хотя бы просто, что я опоздал на свидание! А как она меня описывает! Как меня знает! Я и сам себя не знаю так...
- Хотя твой девиз совпадает с девизом дельфийской святыни: познай самого себя! - крикнул Критий под общий веселый шум, и смех усилился.
- Ах вы мелкие душонки! - вскричал Сократ. - Знаю я, почему вы так на нее напустились: завидуете, что Ксантиппа будет моей! Завидуете, что смогу теперь упражняться дома для словесных битв с такими, как Антифонт, и вообще с софистами нового толка. Завидуете, что есть у меня моя Иппа-лошадка, буйная и неукротимая! Но если я выдержу рысь, и галоп, и все аллюры этой кобылки, выдержу прикосновения ее зубок и копытец, если справлюсь с ней тогда уж наверняка сумею справиться и с непослушными, брыкающимися, как норовистый конь, афинянами!
Поднялся столь оглушительный хохот, что Сократ вынужден был сделать паузу, которой он воспользовался, чтобы допить чашу и сделать знак рабу наполнить ее снова. После этого он снял с головы венок из роз и поднял его над собой:
- Самыми роскошными розами приличествует увенчать тебя, моя белорукая и острословная невеста! Подумайте, дорогие: Ксантиппа прославлена уже теперь по всем Афинам и даже за пределами Аттики. А что ваши возлюбленные и жены? Я даже не знаю, есть ли они у вас! Если же и есть у вас какие-нибудь курочки, то имена их мне не известны. Не будь Ксантиппа в моем вкусе, зачем бы мне, достигшему возраста мудрости, брать ее? Ну скажи ты, Антифонт, моя черная тень, а в остальном умная головушка, - зачем? И право, я уже заранее радуюсь, как буду поздно возвращаться домой; нет, я не стану прокрадываться к постели на цыпочках, подобно вам, трусливые тихони, - я вступлю в свой дворец под гром барабанов и труб, и гром этот будет куда торжественнее, чем тот, что сопровождает варваров в битвах...
Грянули бурные рукоплескания, веселый хохот...
Огромные топазовые глаза совоокой Фидиевой Афины видели с высот Акрополя горстку светлячков. Мы же, находящиеся внизу, в улицах города, видим факелы, которые высоко держат рабы, а вокруг них - нескольких человек.
То почтенные мужи возвращаются с пира у богача Каллия.
А в скором времени топазовые очи Афины увидели с высот Акрополя другую горстку светлячков, медленно плывущих из дема Керамик к дему Алопека.
То были свадебные гости, с факелами провожавшие в дом Сократа его жену Ксантиппу.
11
Театр Диониса постепенно заполняется зрителями. Сегодня у Аристофана великий день: его комедия "Облака" состязается с комедией Кратина "Бутылка".
Почти ни у кого нет сомнений: молодой остроумный Аристофан победит старого пьяницу Кратина с его крупнозернистой комикой. Недаром же в прошлом году Аристофан вызвал бурю восторга в Афинах нападками на Клеонта в своих "Всадниках".
Клеонт и архонты, правители города, усаживаются на свои места. На самое почетное место провели Дионисова жреца. Пришел на представление и Эврипид. Устроители бегали, разыскивая Сократа, да так и не нашли. А он, сгорбившись, сидел в самом высоком ряду. Его ученики добыли себе места поближе к сцене. Ксантиппа, услыхав, что комедия задевает ее мужа, бросила все и примчалась в театр в последнюю минуту перед закрытием входа.
Прозвенел гонг, и действие началось.
У старого Стрепсиада есть сын Фидиппид, расточительство которого заставило отца влезть в долги. Стрепсиад слышал на агоре, что есть мудрецы, по прозванию софисты, которые умеют слабое сделать сильным, а несправедливость превратить в справедливость. Старик отправляется в их "мыслильню", чтоб обучиться этому искусству и с помощью словесных выкрутасов избавиться от кредиторов. Проникнуть в "мыслильню" разрешается только посвященным. Там, в окружении бедных, отощавших учеников, в подвешенной корзине раскачивается учитель софистики, изучая солнце.