Сократ

- Верно, - заговорил философ, - я стараюсь, чтоб каждый уходил от меня лучшим, чем пришел ко мне. Но могу я далеко не все. Многое зависит от самого ученика. Иной раз вмешивается таинственная богиня Тиха, осыпает человека счастьем из рога изобилия, а бывает, что, как говорит мой дорогой друг Эврипид, вмешиваются страсти и необузданные порывы...

- Это так, - подхватил Эврипид. - Страсти играют большую роль в жизни человека. Но это еще не причина к тому, чтобы я отрицал роль случайностей и того, что дано человеку при его рождении.

Алкивиад дал знак домоправителю, и тотчас по всем покоям зашуршали босые ноги рабов, разносящих холодные и горячие блюда. Из перистиля донеслись тихие аккорды кифар.

Со своего места за дальним столиком, укрывшись за цветами в высокой вазе, Критий во все глаза наблюдает, как Алкивиад сам обслуживает Сократа. Выбирает для него с блюд не просто хорошие куски - нет, самое лучшее из лакомств, желе, корзиночки из теста, наполненные паштетами из дичи и мяса, кусочки куриной печени с миндалем... Горечь, овладевшая Критием при виде взаимной любви этих двух людей, подсказала ему странную мысль...

Спартанцы время от времени объявляют "священную войну" илотам, своим невольникам, устраивают на них охоту, как на диких зверей, истребляя самые сильные экземпляры. Но что такое порабощенные илоты, живущие на берегах Эврота, заросших высокими камышами? Животные! Критий прикрыл глаза. А вот объявить священную войну тем, за почетным столом! Вот это была бы охота выбрать лучшие экземпляры людей!

Упиваясь такими мыслями, Критий перестал смотреть на Сократа, за которым ухаживал Алкивиад. Запустил зубы в утиную ножку...

Эвтидем, влюбленно поглядывавший на Алкивиада, был озадачен. Критий, обычно старавшийся быть поближе к своему любимцу, сегодня сел в другом конце зала и даже не глядит на него. Почему? Что я ему сделал? Юношу вдруг охватило чувство заброшенности. Ему недоставало комплиментов, которые, бывало, нашептывал ему Критий, недоставало поползновений Крития прикоснуться к нему... И стихов своих ему больше не приносит!

Тем временем гости насытились до того, что не в силах были одолеть даже дроздов, фаршированных желтками и зеленью, и только отщипывали кусочки печенья с орехами и миндалем, пропитанного тяжелым вином.

Алкивиад, широко раскинув руки, обратился к Сократу:

- Скажи, мой дорогой, чем могу я отблагодарить тебя за все те годы, что ты учил меня?

- Учил? - довольно нелюбезно переспросил Сократ.

Алкивиад схватился за сердце.

- Я не могу перенести - только брать у тебя и ничего не давать взамен! Скажи только, чего тебе хочется, - все тебе дам! Объявляю об этом при всех...

- Помнишь, что я тебе ответил, когда ты много лет назад спросил, сколько должен платить мне?

- Помню. Ты тогда ответил, что потребуешь от меня высокой награды.

- А ты небрежно махнул рукой. И гордо сказал: "Слыхал я, ты учишь даром, но я денег не считаю. Я унаследовал большое богатство и заплачу сколько хочешь".

- Ты же, Сократ, тогда засмеялся во все горло! "Что ты, мальчик, я учу только даром, так буду учить и тебя!"

- А ты надулся! - Сократ и теперь рассмеялся. - Ибо если б ты мне уплатил, то не чувствовал бы себя перед кем-то в долгу.

Алкивиад вспыхнул.

- И ты хочешь, чтоб я до сего дня испытывал это тягостное чувство, и не позволишь мне от него избавиться?!

- Мой милый, не думаешь ли ты, что сегодня я запрошу с тебя меньше, чем в те давние годы?

Гости прислушивались с напряженным любопытством. Они не могли угадать, чего бы мог потребовать от богача Алкивиада человек, у которого так мало потребностей.

Эврипид спросил Сократа:

- А чего ты пожелал тогда?

- По всей вероятности, любви, - съязвил Критий.

- Конечно, любви, милый Критий, - согласился Сократ. - Я требую от ученика больше чем денег: я хочу, чтоб он жил так, как я его учу. - Сократ посмотрел на смутившегося Алкивиада. - И ты тогда сказал мне: согласен.

- Да, я сказал так, но ведь с твоей стороны то была просто скромность, и тебе полагается большая награда, драгоценный дар...

- Именно этого я и требую от тебя, Алкивиад. С тобой и со всеми моими учениками я вел собеседования для блага Афин. Ради любви к ним я не считаю дней, отданных тебе, Алкивиад, и мне было бы стыдно принимать за это деньги. Скромность, говоришь? Напротив, я очень нескромный: хочу, чтобы ты любил Афины такой же великой любовью, как моя, и служил бы им верно.

У Алкивиада сверкнуло что-то в глазах, голос дрогнул:

- Ты благородный человек, Сократ! Ты лучший сын Афин! Я бесконечно благодарен тебе за любовь к Афинам, которую ты привил и мне... - Борясь с растроганностью, он произнес веско, словно приносил здесь, при всех, торжественную клятву: - Пока я жив, буду верно и честно служить Афинам!

Глубокие чувства взволновали всех сотрапезников. Гости поднимались с мест, тост следовал за тостом.