(7) — А что, — спросил я, — это хитрое искусство — бросать семена?
—Давай рассмотрим, Сократ, — сказал он, — и этот вопрос всесторонне. Что семена надо бросать рукой, и ты, я думаю, знаешь.
—Да, видел, — отвечал я.
—Но бросать, — сказал он, — одни умеют ровно, другие нет.
—Значит, для этого уже нужно упражнение, — сказал я, — чтобы рука, как у кифариста[465]
, умела подчиняться рассудку.(8) — Разумеется, — отвечал он, — а если земля одна — тощая, а другая — жирная?
—Что ты хочешь этим сказать? — спросил я. — «Тощая» — не то же ли, что «слабая», а «жирная» — не то же ли, что «сильная»?
—Да, это я и хочу сказать, — отвечал он, — и спрашиваю тебя, равное ли количество семян станешь ты давать той и другой земле, или какой-то больше.
(9) — К вину, думаю я, надо подливать тем больше воды, чем оно крепче, — отвечал я, — на человека, чем он сильнее, тем больше тяжести надо накладывать, если что нужно нести, и если нужно кого содержать, я приказал бы богатым содержать большее число людей. А становится ли слабая земля сильнее, как подъяремный скот[466]
, если в нее бросать больше плодов, это ты мне объясни.(10) Исхомах засмеялся и сказал:
—Шутишь ты, Сократ. Однако, уверяю тебя, если бросить семя в землю и затем, пока земля получает много питания с неба, снова запахать побеги от семени, это будет земле корм, у нее явится сила, как от навоза; но если дать земле питать себя все время до плода, то трудно будет слабой земле много плодов довести до зрелости. Да и свинье слабой трудно выкормить много поросят, пока они вырастут.
(11) — Ты хочешь сказать, Исхомах, — спросил я, — что в слабую землю надо бросать меньше семян?
—Да, клянусь Зевсом, Сократ, — отвечал он, — и ты с этим согласен, раз ты говоришь, что, по твоему мнению, всех слабых надо заставлять делать меньше.
(12) — А для чего, Исхомах, — спросил я, — ты посылаешь работников на поля окапывать посевы?
—Ты знаешь, конечно, — сказал он, — что зимою бывают сильные дожди?[467]
—Как же не знать? — ответил я.
—Так вот, предположим, что часть посева покрылась илом, нанесенным дождями, а некоторые корни от тока воды обнажились. Да и сорные травы из-за дождей часто начинают расти вместе с хлебом и заглушают его.
(13) — Да, — отвечал я, — все это, конечно, бывает.
—Так не находишь ли ты, — спросил он, — что как раз в это время посеву нужна какая-то помощь?
—Конечно, — отвечал я.
—Что же, по-твоему, надо делать, чтобы помочь покрытому илом посеву?
—Снять с земли бремя, — отвечал я.
—А что делать, чтобы помочь растениям, у которых обнажены корни? — спросил он.
—Присыпать к ним новой земли, — отвечал я.
(14) — А что делать, если сорные травы растут вместе с посевом, заглушают его и похищают у растений питание, подобно тому, как ни на что не годные трутни похищают у пчел то, что они сработают и уберут про запас для собственного питания?
—Клянусь Зевсом, следовало бы выкопать травы, — сказал я, — точно так же, как удаляют трутней из улья.
(15) — Так разумно мы поступаем, по-твоему, что посылаем работников окапывать? — спросил он.
—Конечно. Но вот что мне пришло в голову, Исхомах, — сказал я, — как хорошо приводить кстати сравнения. Ведь я страшно разозлился на сорные травы, когда ты упомянул про трутней, — гораздо больше, чем когда ты говорил о самих травах.
Глава 18
[Уборка хлеба и очистка зерна]
(1) — Однако, — продолжал я, — после этого надо жать. Так поучи меня и насчет этого, если что знаешь.
—Хорошо, — ответил он, — если только не окажется, что ты и по этой части знаешь то же, что и я. Так вот, что хлеб надо срезать, ты знаешь.
—Как же не знать? — отвечал я.
—Так как же ты будешь срезать, — спросил он, — ставши, откуда ветер дует или против ветра?
—Нет, не против, — отвечал я, — и глазам и рукам бывает трудно жать против колоса и ости.
(2) — И резать станешь верхушку колоса или у земли?
—Если короток колос, — сказал я, — то стану резать снизу, чтобы солома была пригоднее; а если длинен, правильно поступлю, думаю, если буду резать посередине, чтобы ни при молотьбе ни при веянье не тратить лишнего труда без всякой надобности. А оставшуюся часть колоса, полагаю, можно или сжечь для удобрения земли, или бросить в навоз, чтобы его стало больше.
(3) — Вот видишь, Сократ, — сказал он, — ты и попался: и насчет жатвы ты знаешь то же, что и я.
—Боюсь, что так, — отвечал я, — мне хочется еще посмотреть, умею ли я молотить.
—Так это-то ты знаешь, что хлеб молотят подъяремным скотом? — спросил он.
(4) — Как же не знать? — отвечал я. — Знаю и то, что для молотьбы употребляется всякого рода подъяремный скот: волы, мулы, лошади.
—Так как ты думаешь, — спросил он, — они только лишь всего и умеют — топтать хлеб, когда их погоняют?
—Да что же еще могут уметь животные? — сказал я.
(5) — А чтобы они топтали что нужно и чтобы обмолот шел равномерно, чья это забота, Сократ? — спросил он.