—Утопчу, клянусь Зевсом, — отвечал я. — Если не утоптать, то от дождя, наверно, неутоптанная земля превратится в грязь, а от солнца высохнет до глубины; таким образом, есть опасность, что растение будет гнить от сырости и сохнуть от засухи, когда корни подвергаются жару.
(12) — Значит, насчет посадки винограда[476]
, Сократ, ты во всем одного мнения со мной.—И смоковницу, — спросил я, — так же надо сажать?
—Думаю, — отвечал Исхомах, — и все другие фруктовые деревья. Ведь если что полезно при посадке винограда, почему не одобрить этого для посадки других растений?
(13) — А маслину как мы будем сажать, Исхомах? — спросил я.
—Ты хочешь испытать меня и насчет этого, — сказал он, — хоть сам превосходно все знаешь. Ты ведь видишь, конечно, что для маслин ямы роют глубже, потому что их роют главным образом по сторонам дорог[477]
; видишь, что у всех молодых растений есть пеньки; видал, что на голове у всех растений наложена грязь и верхняя часть у всех растений защищена покрышкой[478].(14) — Вижу все это, — сказал я.
—А если видишь, — заметил он, — то чего о них ты не знаешь? Или не знаешь, Сократ, как сверху на грязи положить черепок?
—Клянусь Зевсом, Исхомах, — отвечал я, — все, о чем ты говорил, мне известно. Но мне опять пришло в голову, почему это, когда ты раньше предложил мне общий вопрос, умею ли я сажать, я дал ответ отрицательный. Мне казалось, что я не мог бы ничего сказать о способах посадки; но когда ты стал предлагать мне вопросы по отдельным пунктам, я даю тебе ответы, совпадающие с мнением, которого держишься ты, такой великий знаток земледелия. (15) Неужели, Исхомах, вопросы служат одним из способов обучения?[479]
Только теперь я понял, как ты мне предлагал отдельные вопросы: ты ведешь меня через вещи мне известные, указываешь на сходство с ними тех, которые я считал неизвестными, и с помощью этого заставляешь меня верить, будто я и их знаю.(16) — Так неужели, — сказал Исхомах, — если бы я спросил тебя о серебряной монете, настоящая она или нет, я мог бы заставить тебя верить, что ты умеешь отличать настоящие деньги от поддельных? Или, спрашивая об игре на флейте, убедил бы тебя, что ты умеешь играть, или о живописи и обо всех подобных искусствах?
—Может быть, — отвечал я, — раз ты заставил меня верить, будто я умею обрабатывать землю, хоть я знаю, что никто никогда не учил меня этому делу.
(17) — Нет, Сократ, это невозможно, — сказал он, — но, как я тебе и раньше говорил, земледелие — такое любящее человека и располагающее к себе занятие, что, у кого есть глаза и уши, тому оно тотчас дает знание себя. (18) Многому оно само учит, как лучше всего с ним обращаться. Вот, например, виноградная лоза поднимается на дерево, если есть дерево вблизи: она учит нас, что надо ее поддерживать; раскидывает она листья, пока гроздья у нее еще нежны: она учит, что в эту пору надо затенять гроздья, находящиеся на солнце; (19) а когда придет время ягодам уже наливаться сладостью от солнечных лучей, она сбрасывает листья и учит человека обнажить ее и дать плодам созреть. Наконец благодаря обилию плодов своих она представляет нашему взору одни гроздья уже зрелыми, другие — еще зеленоватыми: она учит срывать с нее плоды, как собирают смоквы, — те, которые в данный момент уже поспели.
Глава 20
[Заботливые и нерадивые земледельцы]
(1) Тут я сказал:
—Если земледелию так легко научиться и все одинаково знают, что надо делать, отчего же это бывает, Исхомах, что не все преуспевают одинаково: одни живут богато и имеют излишки, другие не только не могут добыть себе необходимых средств, но даже еще впадают в долги?