– На окурке была губная помада, – пояснил Линарес. – И ваш отель, сеньорита Петржак, к тому же расположен совсем рядом. На той же улице, напротив. Теоретически… – выдвинул комиссар версию, – она могла приходить к нему и пробовать договориться. Так же… так же как до этого договорилась с вами, синьор Хосе.
– Что?! – взревел Рикардо.
– Я не проститутка! – удивительно, но полячка поняла все, что сказал полицейский.
– Никто и не утверждает, сеньорита! – Линарес понял, что переборщил. – Просто скажите, где вы провели позавчерашний день и вечер, и кто это может подтвердить?
– Ну, собственно, я! – шевельнул усами Родригес. – Мы провели весь день у меня, вместе.
Комиссару показалось, что он уловил в словах Хосе некоторое волнение.
– Синьор Родригес, – не спеша произнес Линарес, – учитывая, насколько серьезен вопрос – напомню, я расследую убийство – и то, что вы сами являетесь заинтересованным лицом, обязан спросить: насколько вы уверенны в том, что говорите? И предупреждаю. Это серьезное преступление, сказать мне сейчас неправду.
Линарес уставился на Хосе в упор. И тот, действительно, заколебался – хотя, возможно, просто не знал, какие подобрать слова. Но необходимость в них отпала сама собой.
– Оставь парня в покое, Эстебан. Я тоже это подтверждаю, – неожиданно сказала Фернандес.
– Ты, Исабель? – удивился комиссар.
– Да, – кивнула она. – Иисус Мария… Они так яростно сношались, что у меня не хватало рук зажимать своим малышам уши! Весь день и до самого утра. Уж поверь, в номере Батисты их в это время точно не было.
Ах, вот о чем был разговор рабочего, полячки и Фернандес! – догадался комиссар. Она им выговаривала за поставленную в реальном времени эротическую пьесу.
– Снимаю вопрос, – признал поражение Линарес. – Извините.
– И что, снова захотите задать его мне? Не красил ли я губы перед тем как отправил на тот свет укравшего мою жизнь ублюдка? – произнес едкий Саласар. – Уж поверьте, я бы не травил его, хотя возможно, как крыса и таракан, именно этого он больше всего заслуживает.
– У него был я, – сказал вдруг Макгиннел.
– Что? – удивились все.
– Хотя окурок, конечно, не мой, – добавил Энтони. – Мой – стакан из-под виски. Я приходил наладить контакт и предложить вариант, который придумали наши адвокаты.
– И? – попросил конкретики Линарес.
– Он выслушал меня, – ответил Макгиннел, – сказав, что еще одно предложение лишним не будет. «Посмотрим, кто вывалит на стол большую кучу денег», вот как он выразился.
– Еще одно предложение? – заинтересовался комиссар. – Что он имел в виду?
– Не знаю. Он говорил… ну, вы знаете… самодовольно. Расспрашивать его было неприятно.
– Понятно, – согласился Линарес. – А в чем заключалось ваше предложение, если не секрет?
– Оно не противоречило тому, что вчера озвучил синьор Молина. Разделить в равных долях. Так как он предложил то же самое, я отдельно и не упоминал. А женщина… – Макгиннел чуть смутился. – Она было до меня. Когда я пришел, Батиста попросил подождать. И кого-то выпроводил через дверь веранды. Я подумал, что это… Ну… Его постель была в беспорядке.
Комиссар еще раз с сомнением взглянул на Агнешку, но вспомнил о ее алиби, гарантированном Фернандес. Полистав блокнот, Линарес еще раз взглянул на записи, сделанные на вчерашнем собрании.
– А вы, синьор Хавьер, почему молчите? – спросил он неожиданно.
Хавьер Игнасио недоуменно заморгал.
– Вы же живете в том же отеле, где умер Батиста! И вам нечего сказать?
Взоры всех присутствующих перекрестились на незаметно, до этого времени, сидящем в своем углу маклере из Осуны.
– Но вы же не спрашивали, синьор комиссар! – воскликнул невзрачный торговец недвижимостью.
– Хорошенькое дело! – воскликнул Сильвио. – Да у него была лучшая возможность из нас всех!
– Я ничего не делал, – испуганно ответил Хавьер. – Честное слово!
– Но может быть, вы что-то заметили? – спросил Ортега.
– Нет, клянусь. Целыми днями я хожу по вашему городу, ищу подходящие объекты. А погибшего синьора, кроме вчерашнего собрания, видел всего раз – в коридоре.
– И что? – спросил Линарес без надежды.
– Ничего. Мы тогда еще не были знакомы.
Увы, допрос зашел в тупик. У Агнешки и Родригеса было твердое алиби. Саласар действительно не мог встречаться с Батистой – тот бы тогда сразу убрался из города и на этом его участие в истории с кладом закончилось. Рыжий признался в том, что был в номере – но представить его в роли отравителя было сложнее, чем Исабель Фернандес в вегетарианской столовой. Хавьер, по идее, мог бы отравить Батисту, из опасения, что тот заберет себе весь клад без остатка, но никаких улик, на это указывающих, не было.
Единственной зацепкой по-прежнему был окурок с помадой – и то, уничтоженный добросовестно выполняющей свою работу горничной. Рыжий американец предположил, что он принадлежал проститутке? Ну что ж, придется опросить всех ночных бабочек Санта-Моники. Не так-то уж их и много. Хотя… Какой смысл? Зачем им травить своего клиента? Что у него было кроме смены белья, занудного характера и пары фотографий в его дурацком портфеле?