– Есть еще кое-что, – продолжал следователь. – В баре ты не подумал о камерах, а они тебя запечатлели. Прежде чем кормить снотворным несчастного Платона, нужно было уточнить, какую дозу можно добавлять в спиртное без ущерба для здоровья. Ты чуть не угрохал и его.
Игнатов закусил губу, но продолжал молчать.
– В принципе, теперь нам и не нужно твое признание, – заключил Юрий. – Этих доказательств вполне хватит, чтобы засадить тебя надолго. Тебе повезло, парень, что у нас отменили смертную казнь: я считаю, что пулю в лоб ты заслужил. На твоей совести смерть трех человек. Трех, представляешь? Это заставляет сомневаться в том, что ты тоже человек. Особенно когда думаешь, как ты спокойно пытал беззащитную старушку, свою двоюродную бабушку. В общем, ты мне противен, и я больше не хочу тебя видеть. Мы передаем дело в прокуратуру.
– А если я признаюсь? – робко проговорил Денис, облизывая нижнюю полную губу. – Вам же не все известно. Вы же хотели знать, как я вышел на Чуню. – Он умоляюще посмотрел на полицейских.
Мужчины переглянулись. Андрей махнул рукой:
– Валяй. Пусть суд решает, что с тобой делать.
Денис нервно глотнул и спросил:
– Скажите, вам известно, что такое родители-алкоголики?
Глава 46
Санкт-Петербург, 1907
Безвременная смерть генерала фон Шейна потрясла столицу. Несмотря на то, что последнюю неделю мужчина жаловался на здоровье, худел, хирел, такого исхода не ожидал никто. Ольге достался особняк со всей обстановкой, деньги в банке и – самое главное – положение в обществе. Она по-прежнему оставалась баронессой, генеральшей, и ни одна живая душа не ведала, что фон Шейн не выгнал ее только потому, что занемог.
Незадолго до смерти он переселился в комнаты первого этажа, совсем не разговаривал с женой, а она, впрочем, и не возражала. На пышных похоронах Ольга изображала безутешную вдову, сделала попытку броситься в могилу за гробом, не без удовольствия слушая, как общество жалеет несчастную. Лишь сестра генерала, худая особа с рябым лицом, засидевшаяся в девках, глядела на нее с ненавистью, а после похорон подошла к генеральше и выпалила:
– Если вы думаете, что вам сойдет это с рук, то ошибаетесь. Я не отстану от вас, пока вы не окажетесь на скамье подсудимых.
Ольга удивленно приподняла черные брови.
– Что не сойдет мне с рук?
– Убийство моего брата, – прошипела старая дева. – Я знаю, что вы его отравили. И я докажу это.
Генеральша посмотрела на родственницу с презрением.
– Понимаю, – спокойно сказала она, – вы хотели бы завладеть наследством брата, однако он оставил все мне, и это справедливо. Что касается ваших обвинений… Они беспочвенны. Если вам нечего делать, собирайте доказательства моей виновности. Вы напрасно потратите время.
Она повернулась к золовке спиной и пошла по улице, гордо неся голову. Траур был ей к лицу.
– Значит, вы хотите продать дом на Невском? – Граф Оболенский с жалостью смотрел на баронессу, бледную, похудевшую, с опухшим от слез лицом. – Не знал, что вы с господином бароном приобрели его. Он ничего мне не рассказывал.