Сокровища горы Монастырь

– Вы-то чего ревете? – утерев слезу, усмехнулся Тиша. Он подхватил сестренку и подбросил ее несколько раз вверх. Она страсть как любила это. Вот и сейчас Соня сразу залилась звонким довольным смехом, чисто колокольчик. Тиша прижал ее к груди и поцеловал в макушку.

– Ага, страшно как, – признался Алеша, крепко обнимая его ноги. – Ночь, огонь лютый. Мы думали, что вы нас бросили…

– Глупенький! – выдохнул Тиша, снова поцеловав Соню. – Ну как, родненькие, мы вас бросим? Ведь у нас, кроме вас, никого не осталось.

Митя после его слов бросился со стоном на траву и заревел, катаясь по ней.

– А что братик плачет? – спросил Алеша.

– А где мама? – поинтересовалась Соня.

– Там, – глотая слезы, махнул рукой Тиша в сторону не то реки, не то дымящегося догорающего пепелища.

– А когда мы пойдем к ней? – не унималась сестренка и даже притопнула ножкой. – Хочу к мамочке. Я описалась.

– Завтра! – всхлипнул Тиша. – Завтра, родненькая.

Заночевали они в копне сена. Закусив хлебушком, запив скисшимся молоком и чуточку похныкав, малыши уснули. Митя долго содрогался от рыданий. Тиша сидел рядом и гладил его по голове. Когда брат, всхлипывая и постанывая, все же задремал, он забрался к нему под тулуп и неожиданно для себя уснул.

Проснувшись, он любовно прикрыл тулупом братьев с сестренкой и выполз из копны. Зачиналось утро первого дня без мамочки, папочки, Лизы и Данилки. На небе гасли звезды, курился туман над рекой, над горой Монастырь заалела узкая полоска зари.

Ежась от холода, Тиша поднялся по мокрой от росы траве повыше и стал оглядывать скит. От домов остались одни печи. Солдаты садились на коней и спешно покидали пепелище. Среди них Тиша разглядел и черную накидку бугровщика Анисима. Не удалось, знать, Савве Кривоногову справиться с ним, не сподобил Господь…

Когда к нему подошли дрожащие от холода и страха Соня с Алешей, он знал, что сказать и что сделать.

– Где мамочка? – протирая заспанные глазки грязными ручонками, требовательно спросила сестренка.

– Где мама? – как эхо повторил брат.

– Мамочка наша на небушке, – сказал Тиша, взяв Соню на руки и поворотился к горе Монастырь, над которой показалось солнышко. – Там у Боженьки на небушке. Он взял их к себе. И папочка наш там, и Лизонька, и Данилушка…

– Зачем взял? – спросил Алеша. – А нас возьмет?

– Хочу к мамочке! – жалобно пропищала Соня.

– Им там хорошо! – вздохнув, повторил Тиша. – Давайте помолимся за них.

Он поставил впереди себя Соню с Алешей и проговорил торжественно: «Со духи праведных скончавшихся души раб Твоих Софии, Иоанна, Елизаветы, Даниила, Спасе, упокой, сохраняя их во блаженной жизни, яже у Тебя Человеколюбие…»

– Сохрани их во блаженной жизни, – повторили испуганно плачущие Соня и Алеша и прибавили жалобно: – Хочу к мамочке!

– Упокой души раб Твоих Софии, Иоанна, Елизаветы, Даниила, яко един Человеколюбец, – всхлипывая, выкрикнул подбежавший к ним Митя и снова заревел, упав на траву: – Мама, мамочка, забери меня к себе!

– Хочу к мамочке! – захныкала Соня.

Глава 5 Не все так просто

Проснувшись, я замер, потом осторожно пошевелился, еще, еще… Голова не болела. Какое счастье! Чувство тихой радости переполняло меня. Пока все складывалось удачно. Вчера мне удалось уладить одну важную проблему, но сколько их впереди? Много, очень много. Снова на ум пришли строчки из Блока:

И вечный бой! Покой нам только снится
Сквозь кровь и пыль…
Летит, летит степная кобылица
И мнет ковыль…

Но игра, черт возьми, стоит свеч! Потом мои мысли перенеслись на Галочку. Может, я слишком суров с ней? Может, мои амбиции, планы покорения мира – мираж? А на самом деле она самое дорогое, что есть и когда-либо будет у меня… Все может быть.

Потом мое внимание переключилось уже на доносившиеся извне звуки и запахи. Из магнитофона неслась негромкая музыка, слышались отдельные реплики, смех.

Судя по запаху жареного мяса и другим не менее приятным запахам, на поляне шла активная подготовка к застолью. Я подумал даже, что моим новым знакомым вопреки моим же опасениям удалось-таки вызволить пленника из лап бандитов и что именно этим объясняется и их приподнятое настроение, и их приготовления к банкету.

Чуть позже я даже высунул голову из палатки, чтобы убедиться в этом. Но никакого пленника на поляне не было. В пяти шагах от меня Гриша очищал луковицу, вытирая слезы, давясь при этом еще и от смеха и от избытка чувств. Рядом его отец бился над приготовлением салата.

Неподалеку от них на откуда-то появившемся мангале жарился шашлык. Над ним с отрешенным видом в белом переднике священнодействовал элегантный и невозмутимый маэстро Зуев. Сбоку высилась гора хвороста, на костре что-то варилось в закопченном ведре. Я рывком выбрался из палатки.

– Не плачь, девчонка, пройдут дожди! – пропел я и взъерошил Грише волосы. Тот счастливо посмотрел на меня и скорчил мне страшную рожу.